Вчера произошёл со мной просто лютый пиздец. Но обо всём по порядку. У моей родной бабки есть сестра, её сын и его баба были конченными алкашами, и как-то по набуху выехали на встречку и въебались в грузовик.

Показать целиком..

Вчера произошёл со мной просто лютый пиздец. Но обо всём по порядку. У моей родной бабки есть сестра, её сын и его баба были конченными алкашами, и как-то по набуху выехали на встречку и въебались в грузовик. Осталась бабка с внуком. Тот долбоёб сначала по примеру своих родителей лет с 12 начал бухать, а потом и ширятся. Бабку он пиздил, пенсию отбирал, ну всё как у людей. Бабка тоже ебанутая, вместо того, чтобы сдать его куда-нибудь, ставила, блять, свечки в его комнате и считала, что это в него вселилась какая-то потусторонняя хуйня. Давала ему иконки и запирала его там, чтобы он общался с Богом. Он начал съебывать через окно, и как-то откинулся от передоза в этой же комнате. Дня три пролежал там. Бабка думала, что он типо познал Бога или еще че. Кароч упаковали его, похоронили, и на бабку все благополучно забили. Тут мне мамка, сказала, что типо надо проведать бабу Нину, ибо хуле к ней уже 5 лет никто не наведывается, и она очень обрадуется если её внучок приедет поздравить её с НГ. Ну собрался и поехал к ней в какие-то дикие ебеня, куда автобус ходит раз в день. Телефона у нее нет, и вообще она не в курсе, что к ней кто-то собрался приезжать. Собственно, приехал я, начал орать, типо бабуль открывай я приехал. Бабуля в ахуе, покрыла меня матом, кто я вообще такой и нах я приехал. После объяснения всех родственных связей, она вроде подобрела и провела в дом. Место она мне выделила в той собственно комнате, где её внучок обитал. Там стояла древняя панцирная кровать, и какая-то полуразваленная тумба. Запах там был пиздец просто, и возле кровати впитавшееся в пол здоровое белое пятно, хуй знает, что там пролил её внучок. Она меня сразу отправила в сарай за матрасом. Типо держи ключ, и иди там денить поищи, а я пока разогрею ужин, а то ты, наверное, голодный. Ну я пошел, открыл сарай. В сарае, конкретно так, воняло дохлятиной. Среди какого-то древнего хлама я нашел уже разлезающийся матрас, когда я его убрал, в щель между досок под ним виднелась дохлая псина, излучавшая сей прекрасный аромат. Притащил я матрас, и спросил у бабули че за хуйня, че у нее там псина дохлая. Бабуля начала нести какую-то ахинею, типо псина эта сидит там потому, что наказана. На то что псина сдохла, она говорила, мол она просто спит, и тебе, внучек, все причудилось, а то что она там уже несколько месяцев без жратвы сидит, это всё хуйня и Бог ей воздаёт. И потащила она меня ужинать, она уже разогрела. Собственно, придя на кухню, я ахуел пикрелейтед. На вопрос что это за хуйня, она сказала, что это просто пища богов, и она её постоянно питается, и всё ахуенно. Я сказал, что это какая-то дичь, и это жрать я не буду. Она взяла ложку и попыталась в меня это впихнуть. От одного запаха я начал дико блевать, после первой ленты, она подняла меня за волосы и все же впихнула эту хуйню в рот. Я еще пустил пару лент. Бабуля начала ахуевать, какого хуя я от её хавки блюю. Я сказал, что это лютое дермище. Бабуля разоралась, то что все её родственники подонки и не любят её, и съебала куда-то. Оклемавшись, я вышел во двор, где бабка махала руками и ходила по кругу. Увидев, что я пялюсь на неё, взяла лопату, заорала, и побежала на меня. Никогда не думал, что бабка под 90 сможет передвигаться с такой скоростью. Я просто начал съябывать, но дверь со двора была закрыта на ключ. Я от дикого ахуя просто перепрыгнул забор и побежал нахуй оттуда. Прошел километров 15 до трассы, поймал попутку, и съебал нахуй...

..Применялся он всяческими чуркестанами – применялся вполне успешно, хотя вот был случай, когда непосредственно перед передачей Сражающемуся Муаммару, неспособному произвести ничего, кроме геноцида и верблюжьего какаша, новенькая раскрашенная «под тигра» машина в последнем испытательном полете загорелась в полете и оподливилась на посадке. Произошел взрыв, минус экипаж.

В другом казусе в 1984 какой-то Ахмэд Бекельме Шекельме, выполняя тренировочный полет, видимо, не до конца понял написанное на малознакомом ему русском языке Руководство по Летной Эксплуатации и действуя привычным образом «Этот кнопка нажат, этат ручка туда суда», сначала загнал машину в пикирование и познал прелесть невесомости, а потом на кабрирование с перегрузкой +4,5G, выдавившей из несчастного любителя овечек все дерьмо.

Показать целиком..

..Применялся он всяческими чуркестанами – применялся вполне успешно, хотя вот был случай, когда непосредственно перед передачей Сражающемуся Муаммару, неспособному произвести ничего, кроме геноцида и верблюжьего какаша, новенькая раскрашенная «под тигра» машина в последнем испытательном полете загорелась в полете и оподливилась на посадке. Произошел взрыв, минус экипаж.

В другом казусе в 1984 какой-то Ахмэд Бекельме Шекельме, выполняя тренировочный полет, видимо, не до конца понял написанное на малознакомом ему русском языке Руководство по Летной Эксплуатации и действуя привычным образом «Этот кнопка нажат, этат ручка туда суда», сначала загнал машину в пикирование и познал прелесть невесомости, а потом на кабрирование с перегрузкой +4,5G, выдавившей из несчастного любителя овечек все дерьмо. Совок-штурман, подумав «да ну его к черту этого чурку, пусть сам дохнет», катапультировался, его примеру попытался последовать оператор-араб, но то ли ему забыли сказать, что от кресла надо оторваться, то ли он слишком сильно оподливился, но итогом было то, что несчастный стал шахидом, крепко держась за кресло, что попрепятствовало срабатыванию парашютной системы. Так и разбился.

Летчик же… Летчик же доложил на аэродром: «Ай, вах-вах, аллах бабах, шайтанама самалета попуталь, но я все, как учили, сделаль, теперь все нармальнама, не стукай, насяльникама, только мой брат и мой савецкий дирук куда-то пропаль» - и совершил благополучную посадку.

Но в какой-то момент в голове Туполева просветлело. То ли ему требовался новый завод, то ли просто замучила совесть, но в 1965 году он написал… нет, не явку с повинной, и не предсмертную записку, а предложение о «глубокой модернизации» ракетоносца Ту-22К (еще более трудно осваиваемого и еще более аварийного). В результате этой «модернизации» от уродца «Блайндера» остались только створки бомболюка да носовой конус (и то, только на первых модификациях), и появился самолет Ту-22М, который, в отличие от отсталого Ту-22, содержал множество прогрессивных решений – изменяемую геометрию крыла, удобную четырехместную кабину экипажа с двумя пилотами, появилась Автоматическая Бортовая Система Управления – впервые в мире на серийном самолете было внедрено управление через счетно-решающую машину, говоря по-нашему – аналоговый компьютер. В Ту-154 поставили похожую – АБСУ-154, но получила обкатку она именно на Ту-22М. За стабильность в полете и простоту управления самолет Ту-22М получил у летчиков прозвище «кирпич», но оно было вполне ласковым. Некоторые хулиганы умудрялись даже крутить на нем бочки – и прочность, и управляемость позволяли. Полет с выключенной АБСУ не предусматривался, обесточивать ее было запрещено, но, как следует из прочитанной автором этих строк где-то истории, был случай отказа АБСУ на перегоне самолета, но полет закончился благополучно, несмотря на то, что «доставил летчикам массу эмоций». Чувствуете, какой контраст был между этими двумя машинами?
Тем не менее, в дальней авиации СССР, а позже – Российской Федерации, Ту-22 эксплуатировался до 1994 года. 20% потерянных самолетов никого не смущали – нас не смущали вообще никакие потери.
Позже, убив КБ Мясищева и съев его труп, ОКБ Туполева, уже после смерти старого хама АНТ, КБ Туполева родило еще более прекрасный, чем Ту-22М, самолет – Ту-160 «Белый лебедь» – столь же прекрасный, сколь и бесполезный. Алексей Андреевич Туполев оказался, как ни странно, намного достойнее и квалифицированнее своего отца: он является автором многих трудов по авиационной эргономики, и приборная панель Ту-160, за которой даже Путин не выглядит старым маньяком, является доказательством того, что Алексей Андреевич знал, о чем писал.
Но завершить свою статью я хочу совершенно отвлеченной выдержкой из воспоминаний Леонида Леонидовича Селякова, «Тернистый Путь в Никуда» - название отлично характеризует суть работы советских авиаконструкторов и советскую систему вообще:
«…Пока я стоял, на аэродром приземлились несколько самолетов Ил-14 с советскими опознавательными знаками на бортах.

Самолеты зарулили на стоянку и из них вышла большая группа людей, прошедшая мимо меня с большим шумом.

Шли высокие стройные люди с гордо поднятыми головами, побежденные, но далеко не покоренные! Я в первый раз в жизни видел не на фото или в кино, а в жизни, закованных в кандалы людей.

На их шее, руках и ногах были стальные хомуты, связанные между собой гремевшими при их ходьбе цепями.

Как мне удалось позже выяснить, это были вожди восставшего племени Туарегов, проживающего в центральной пустыне Сахара. Племя восстало против насильственного насаждения у них новых наших порядков. Если я правильно понял, то повторялись Казахстан, Украина, Кубань и т.д. 1931 - 32гг. Зачем мы лезли не в свои дела?»

И правда, ЗАЧЕМ?

Смерть. В двух шагах от тебя лежит тело человека, диафрагма которого ещё расширяется холостыми оборотами. Стеклянный взор в пустоту летнего знойного дня.

Показать целиком..

Смерть. В двух шагах от тебя лежит тело человека, диафрагма которого ещё расширяется холостыми оборотами. Стеклянный взор в пустоту летнего знойного дня. Собирается толпа зевак.
- Вам бы только поснимать, да, блять?! Это была моя тётя, моя тётя! Идите нахуй отсюда! Вызовите скорую, блять! - разбавляло округу щебетанием племянника, который отчаялся перед лицом неизбежного преставления своей родной крови.
- Слышь, идиот, скорую уже вызвали. Хорош орать! Вы, блять, бухаете, как черти: сначала бутылки кидаете, а потом люди прыгают! Ты свою бабу не уберёг, долбоёб! - доносилось с четвёртого этажа, нивелируя сам факт достойной кончины человека.
С постепенным объяснением родственных связей происходило знакомство с округой нашего Д. района. Тело продолжало остывать.
Никто не собирался расходиться. Публика была разносортной: искренне переживающие, пытливые, эгостичные и даже насмехающиеся над нелепостью произошедшего.
Мимо прошла девушка с собакой, которая ненароком посмотрела на меня слегка заинтересованным взглядом, будто специально заставляя задуматься о плотском соитии перед лицом смерти. Дьявольская издёвка сопровождалась совместным обсуждением о целесообразности вызова полиции. На место происшествия приехала карета скорой помощи. Парень, чья тётка уже упокоилась на сырой земле, нанёс несколько ударов по транспортному средству, далее переключившись на более восприимчивую цель - водителя машины.
- Простите его! Простите его! Не трогайте! - вопила подруга паренька, пытаясь остановить неминуемую конфронтацию спасителя и страждущего.
Как дождик в летнюю ночь, подобная картина освежала, возвращала радость к жизни. Жизнь постыла - смерть красна — уже было не про нас. Лишь с постепенными проявлениями омертвения человека, к нам приходила мысль о том, что ещё есть время. Время на то, чтобы потратить его с пользой.
Кто-то дёрнул за рукав. Маленькая девочка. Лет пять от силы.
Мимолётно я заметил глубину в глазах ребёнка, истинное знание мира.
Проронила тоненьким голосочком:
- У неё нет шрамов. Она мертва.
Я усмехнулся и сказал:
- Да, к сожалению.
И пошёл восвояси, оглядываясь на девочку, бегущую к трупу, думая о том, что теперь никто не увидит мою скупую слезу.
Слезу события, где я понял, что устами младенца разговаривает только истина.

Я гуляла по улице но одна. Пошла в соседний двор. Села на лавочку и думала обо всём и чём только можно.

Показать целиком..

Я гуляла по улице но одна. Пошла в соседний двор. Села на лавочку и думала обо всём и чём только можно. Но тут в моем дворе появился юный парень. Я не обратила вниманье. Он был страный. Но в нем было что-то загадочное. Я его никогда не видела. В моей голове были раздумья разные. Но их приглушил ультразвук. Ну ладно, пойду и к парню, пофигу, познакомимся. Я купила 2 мороженного и пошла, меня что-то тянуло туда. Я пришла, парень был там, был одет очень страно. Но вот его одежда: майка чорная до жути, зеленые шортики и чорный кепон закрывал лицо. Ну что такого, у меня тоже одежда страная: фиолетовые короткие шерты что полу попия видные и топик желтый, пупок проколот, очень яркий образ и ногти очень яркие оранжевые. У парня в руках был ножык.
- Привет! Я Клементина! Как тебя зовут?
- Джефф. Давай играть.?!
- А мы разве не взрослые для этого?
- Тупые вопросы не задавай сука! Я имею виду взрослые игры!
Его голос изменился. Он был похож на голос демона. Я стала орать...
- Не смей так со мной разговаривать, молокосос!
- Это мы ещё посмотрим кто тут сосать будет!
Но тут он повернулся и началась обсираловка. Я чуть не умерла! У него были пустые глазницы! Он был в крови! Я бежала, но он был быстрее. Легкий удар по голове. Боль. Отключка.
Очнулась! Он нет...я чувствую изнасилование! Сначала было больно. Я в шоке ору. Ай как же больно. В моё влогалище вошел его большой димонский член и я почувствовала что была голой....он меня раздел и насилует! Я стала кричать сначала от боли и ахуя а потом внезапно от огразма.
Удовольствие стало таким сильным и я вырубилась оебесилив и открыв рот. На миг очнувшись учуяла в своем рте его пенис...
- Вот и посмотрели кто сосёт теперь. Ты!
Джеффи сказал ехедно. А, длидось всё это у меня во дворе, а потом упала в обаморок.
8 июня. Новости по ТВ.
Найдена девушка 16 лет у себя во дворе в голом виде. Она попала в больницу с травмой на голове и кое где ещё. Лежит в коме 4 дня состояние идет на поправку скоро выйдет. Девушка была жестоко изнасилованна чем то инородным не человеческим. ФБР занимается делом. Просим не выпускать своих детей на улицу и девушки ходите осторожнее. А далее прогноз погоды...

Признаюсь честно, такой любви, как Лиля, я больше, наверное, уже не встречу. Жаль, что познакомились мы отнюдь не в романтических обстоятельствах. Но ещё более жаль, что расстались мы при обстоятельствах ещё более кошмарных, хотя точно так же укладывающихся в тематику невкусной пасты.


Показать целиком..

Признаюсь честно, такой любви, как Лиля, я больше, наверное, уже не встречу. Жаль, что познакомились мы отнюдь не в романтических обстоятельствах. Но ещё более жаль, что расстались мы при обстоятельствах ещё более кошмарных, хотя точно так же укладывающихся в тематику невкусной пасты.
Однажды вечером после смены, посетив собрание своей комсомольской ячейки, я направился в киноклуб вместе с двумя или тремя товарищами-комсомольцами. По дороге мы, конечно же, зашли в пивную лавку на углу проспекта Интернационала и переулка Роговина.
На середине кинематографа выпитое пиво сказалось на моем мочевом пузыре, потребовавшем освобождения от тяжкого бремени. Я направился в общественный туалет при клубе. Всё равно фильм оказался довольно нудным, затянутым, и я не беспокоился о том, чтобы пропустить какую-то его часть без существенного вреда для сюжета.
В тёмных пахучих кабинках общего туалета (женско-мужского, или смешанного - такое нововведение позволяло по-новому посмотреть на взаимоотношения полов и побороть разобщающую стыдливость) я закрыл за собой фанерную полированную дверь и расслабился, нацелив струю в белоснежную керамическую округлую чашу унитаза. Я ее не закончил процесс, когда услышал торопливые шаги снаружи. В соседней кабинке хлопнула дверь, а затем раздался мощный трескучий звук выхода кишечных газов, ещё более мощный всхлюп, затем шум смываемой воды... Наконец, раздался облегчённый вздох чьим-то тонким голоском. Женским голоском.
Затем этот же голос сказал:
- Ой... Товарищ! Това-а-арищ! Вы, в соседней кабинке! Не могли бы бумагой поделиться, а то тут нет, а новые рулоны на подоконнике стоят...
- Конечно!
Выйдя из кабинки, я передал в кабинку слева новый рулон. Аккуратная рука поднялась над дверью и взяла рулон из моей руки, при этом на моих пальцах осталась какая-то жидкость. Я пригляделся: понос.
- Ой, простите меня, товарищ... Я вас испачкала...
- Ничего, ничего. У вас всё хорошо?
- Да, это никакая не инфекция, просто утром дыню съела, а потом в столовой молочный коктейль... И вот тебе раз... Обычно у людей не бывает расстройств от такого, но у меня, видать, желудок с характером... ой... - Из-за двери снова раздался трескучий звук. - Ну вот, опять...
- Здесь недалеко есть аптека, где продают лоперамида гидрохлорид. Членам Комсомола скидка. Вы же комсомолка?
- Да...
Дверь открылась, и навстречу мне вышла девушка с довольно короткой стрижкой, в косынке повязанной на каштановые волосы. На ней был комбинезон защитного цвета, кое-где покрытый коричневыми пятнами.
- Лилия, - Она смущённо подала мне руку, вновь испачканную поносной жижей.
- Павел, очень приятно.
- Ой, пойдёмте скорее в умывальную, там и помыть всё можно, и подмыть!..
Мы вымыли руки, я подождал, пока Лиля подмоется, а затем мы вышли в клубный коридор. В окнах разгорался закат, и свежий весенний вечер плыл по переулкам на потоках ветра.
- Вы только не подумайте, что это я так... испражняюсь... неаккуратно... и оттого у меня пятна на одежде... Я просто работаю ассенизатором...
- Хорошая профессия...
- Ну я тоже не жалуюсь, ну а вы кем работаете?
- Электрик-аккумуляторщик на производственном объединении "Метеоэнерго".
- Ух, как интересно! Значит, кино любите?
- Да, но на этот фильм меня товарищи привели, а он скучноват оказался.
- Я тоже так думаю! Ужасная тянучка, пресный сюжет. Слушайте, а давайте просто сбежим! Вот возьмём и смотаем с этого киносеанса! Пойдемте в парке на роликовых лыжах кататься или на аттракционы!..
Так и началась эта история моей любви, овеянной туалетными запахами и звуками. С Лилей мы жили не просто душа в душу, когда встречались: жили мы буквально кишечник в кишечник. Подробности нашего пищеварения закономерно оказались для нас самой интересной темой. Мы оба пришли к выводу, что стесняться ничего этого не надо. Никто из нас не родился запечатанным, все отправляют естественные потребности... А уж потребности эти... Сколько всего ведь можно сделать из того, что годилось когда-то лишь на удобрение полей! Из этого можно гнать спирт, на нем можно выращивать грибы, можно изготовлять посуду, как из глины, можно использовать это как топливо или как компонент композитных материалов! Наконец, это - финальный продукт человеческой любви, хранящий частицу тепла человеческого тела...
В мечтах я уже строил планы о том, как мы будем жить вместе, как в наших любовных утехах будет неизменно звучать коричневой симфонией этот вечный мотив, как мы изготовим унитаз на двоих и будем отправлять в него надобности вдвоём, читая при этом газету со свежими постановлениями ЦК, очередной номер журнала "Смена" или журнала "Пастач", где все желающие могли публиковать свои истории на ЭТУ ЖЕ тематику!
Увы, я не знал, к какому повороту судьба меня ведёт.

* * *

- Увидимся в ноябре! Приходи на демонстрацию Первой социальной революции... Ну, или если не успеешь, то увидимся на демонстрации в честь Второй социальной революци. Ведь тебе тоже Вторая больше нравится, она более живая какая-то, и молодёжи больше, и никаких культов никаких личностей... В отличие от демонстрации в честь Первой, где все с иконами социал-шовиниста Сталина.
- Да, ты прав, мне там значительно больше нравится. Ух, как я по тебе буду скучать, Пашка!
Конечно же, Лиля разделяла мою позицию. Прошло уже три десятка лет с тех событий - когда Сталин был исключен из партии с группой приспешников-бюрократов, которые хотели заменить диктатурой небольшой горстки людей волеизъявление трудового народа. Я тогда ещё не родился, но радиоэфир с заседания был записан на пластинку... Ух, как негодовал Иосиф Виссарионович! Совсем отрица революционную законность. Проклинал Троцкого, Преображенского, Склянского, называл их жидами, космополитами и еще каким-то словом, которое я не разобрал (пластинка была ветхая - наверное, хранилась в плохих условиях), но означало это слово что-то, имеющее отношение к так называемому мужеложеству. Очевидно, любовь между представителями одного поля рассматривалась Стлаиным как грех. Впрочем, всё было кончено. Сталину то ли предложили выехать из Союза, то ли он сам выехал, и никто не конвоировал его. За границей он искал приспешников во Франции, в Испании, издавал вместе с сыном Яковом газету "Священный союз", которая распространялась в том числе и в Союзе. Оголтелый шовинизм, антисемитизм и сквозящая в каждой статье мысль: "Государство превыше всего!"... Сторонники Сталина по-прежнему негодовали, каждый год на демонстрации выносили лозунг "Назад, к Сталину!", скандировали националистические лозунги... При этом их никто не трогал, не арестовывал, не ссылал и вообще не поражал в правах, хотя одобрением народа они, понятное дело, не пользовались, но на них смотрели скорее с сожалением, а не с неодобрением. Хотя, конечно, среди них были и приличные люди, с которыми можно было даже вести культурную полемику... Кончилось тем, что после неудачной попытки создания Национального Интернационала Освобождения России и провала сговоров с Гитлером о нападении на Союз (Гитлер был впоследствии свергнут коммунистами под предводительством Тельмана и заключен в тюрьму) Сталин переехал в Аргентину, где в один прекрасный день был убит соседом-слесарем, который во время ссоры ударил его по затылку молотком... Эх, дела давно минувших дней, хорошо, что нас обошла кровавая угроза, теперь уже ничто не помешает всеобщему достатку, благоденствию и сытости, ничто в социалистическом мире не помешает человеку строить своё счастье... Вот и мы с Лилей строим своё...
- Ну, удачи, Лиля! - На прощание я обнял ее худые плечи и поцеловал в щёку.
Лиля помахала мне рукой и вернулась за работу в деревянную будку сортира, а я пошёл домой. Нужно было успеть закончить со сбором вещей и добраться до вокзала. Мне предстояла разлука с милой Лилей на всё лето и почти всю осень, но в душе моей уже горела искра желанной радости возвращения...
И тут за моей спиной раздался страшный, оглушающий грохот, и у меня над головой со свистом пролетели доски, из которых торчали кривые ржавые гвозди, а затем всё вокруг в радиусе нескольких метров покрылось брызгами застарелых фекалий.
- Лиля! - Я стремглав бросился к развороченному туалету.
Лиля! Бедная дурочка! Она решила устроить перекур прямо на рабочем месте, беспечно позабыв о крайне взрывоопасных газах, собирающихся в глубине выгребных ям!
...Бригада пожарных и медиков смогла извлечь из развалин сортира только остатки брезентовой спецовки, хранившей приятный дух засохшего говна, да кисть руки, обтянутой кожаной перчаткой. Это единственное, что осталось от несчастной ассенизаторки Лили.
Я часто смотрю на эту уже иссохшую, мумифицированную кисть в облезлой перчатке, стоящую у меня на серванте, как будто бы Лиля передает мне привет то ли с того света, то ли со дна ямы общественного туалета.

Алё, анон, слушай чё я тебе щас расскажу.
Было это лет 20 назад, ятогда ещё в 6ом классе учился, так вот, возвращаюсь как то со школы домой, уже темно было, зима..
И вижу на лавочке у подьезда сидит наш сосед, старый 76и летний Валерий Иванович, подхожу ближе, а он меня зовет: Вася, то что я тебе сейчас расскажу это чистая правда, у тебя есть время?

Показать целиком..

Алё, анон, слушай чё я тебе щас расскажу.
Было это лет 20 назад, ятогда ещё в 6ом классе учился, так вот, возвращаюсь как то со школы домой, уже темно было, зима..
И вижу на лавочке у подьезда сидит наш сосед, старый 76и летний Валерий Иванович, подхожу ближе, а он меня зовет: Вася, то что я тебе сейчас расскажу это чистая правда, у тебя есть время? Я хочу с тобой поговорить.
Да, отвечаю я, и сажусь рядом с ним
К слову сказать Валерий Иванович любил рассказывать мне истории из своего детства, но они всегда были смешными, а на этот раз старик был необычаянно серьёзен..
Так вот, эта история приключилась со мной когда мне было 13 лет, продолжил он, отец мой работал в НКВД, тогда как раз наступил голодомор, но из за его работы мы не испытывали нехватки еды, начальство всегда выделяло своим сотрудникам то, в чем они нуждались.
И захотелось мне сьездить с отцом на задание, посмотреть каково это, ловить неугодных правительству и неблагонадежных людей. Пол дня я уговаривал его взять меня с собой, и он таки согласился. Позже, вечером того же дня к нашему дому подъехала машина, мы сели в неё и нас отвезли к какому-то странному, полуразвалившемуся дому времен царской эпохи, отец посмотрел на меня и строго сказал: с этого момента безприкословно выполняй все мои указания, от этого зависит твоя безопасность.
Мы вышли из машины и направились к этому дому, войдя внутрь я почувствовал какой-то странный запах, но не придал этому особого значения, пройдя чуть дальше мы увидили худого как спичка и сергого как пепел старика, отец тотчас же достал наручники и приковал ими старика к батарее, лицо его как и прежде не выражало никаких эмоций, но когда он увидел меня, глаза его заблестели и подозрительно пристально уставились на меня. Отец велел мне оставаться здесь и следить за стариком, а сам пошел дальше.
Я остался наедине с этим человеком, и тут он уже в открытую улыбался..
А зубы, зубы у него были такие острые будто он точил их напильником.
Старик оживился и резко двинулся в мою сторону, от неожиданности и испуга я подскользнулся на кафеле и упал, теперь этот монстр мог дотянутся до меня и укусить своими острыми зубам мою ногу, я закричал и в этот момент раздался выстрел. Это пришел отец и спас меня от этого старика. Он ни сказал ни слова и выбежал на улицу за подмогой. Я же остался в доме и чтобы не видеть окровавленный труп с пулей во лбу ушел в другую комнату. Там оказался подвал, я спустился в него и меня чуть не стошнило, теперь я понял откуда шел этот странный запах, на полу были разбросаны части детских тел, а в углу лежала ещё живая, но изуродованная девочка лет семи, на столе я заметил тетрадь и прихватил её с собой, в этой тедради людоед записывал способы заманивания детей к себе домой.
Эта тетрадь и по сей день лежит у меня, хочешь я покажу тебе её, пошли ко мне

Вася, уже поздно, пора ужинать, послышался из окна мамин голос.

Валерий Иванович, можно мы завтра посмотрим на тетрадь, меня мама зовет.

Конечно можно, ответил он и я ушел домой

На следующий день прийдя со школы я узнал что Валерий Иванович умер, мне об этом рассказала мама, она хотела у него что то попросить, но когда зашла в квартиру то увидела его мертвого лежащим на полу,

А на столе лежала вставная челюсть, и зубы на ней были такие острые, буд то напильником заточеные, рассказывала мама

И вечером того же дня по новостям передали что умер 76и летний старик-людоед, который заманивал к себе детей рассказывая им историю про убийцу людоеда и редлашай зайти к ниму под предлогом посмотреть на тетрадь этого убийцы, а потом четвертовал и съедал жертв, а останки выкидывал в подвал той пятиэтажки в которой жил...

Кулстори от своей бабушки тоже вкину
В общем, у моей бабки двое детей: мой отец и тетка. У тети в детстве был церебральный паралич, она с трудом научилась читать и писать (благодаря стараниям бабушки). Лет в 8-9, ей стало хуже, появились припадки.

Показать целиком..

Кулстори от своей бабушки тоже вкину
В общем, у моей бабки двое детей: мой отец и тетка. У тети в детстве был церебральный паралич, она с трудом научилась читать и писать (благодаря стараниям бабушки). Лет в 8-9, ей стало хуже, появились припадки. Бабушка не знала что и делать, врачи это вылечить не могли. Тогда моя прабабушка сказала следующее: "Надо сводить её на кладбище, если покойники не помогут - ничто не поможет"стоит добавить, что прабабка моя обладала определенным даром к целительству, а прапрабабка, так вообще была знахоркой. И вот они вдвоем с тетей стали ходить на кладбище, где прабабка читала молитва и просила умерших родственников о помощи. Так они проходили 8 раз, но каких-либо изменений не произошло. Все же, прабабка захотела сводить тетю на кладбище в последний раз, и бабушка после уговоров согласилось, но решила пойти с ними. Заодно позвала с собой одну дальнюю родственницу, что бы не было скучно ждать. Прибыв на место, прабабка с тетей направились к могилам родственников, а бабушка с девчонкой остались ждать за оградой кладбища. Дальше пишу со слов бабушки:"Мы сидели с Таней и разговаривали, как вдруг раздался грохот и КЛАТБИЩЕ СТАЛО ВРАЩАТЬСЯ, словно гончарный круг. Нас стало втягивать внутрь, за ограду, Таня вцепилась в меня и кричала: "Лида, что это? Что это, Лида?". У меня все помутнело перед глазами, я стала изо всех сил уходить прочь от кладбища, таща за собой Таню. Нам удалось немного отойти в сторону, но я все больше уставала. Тут появилась мамамоя прабабка, тащившая дочкутетю за руку. Это нас спасло, вчетвером мы смогли уйти прочь, хотя мама шла с большим трудом, но все же шла".
Прабабка потом где-то полгода тяжело болела, но у тети припадки прошли, и больше их не было.
Та же прабабка исцелила своего сына, которому должны были ампутировать ногу. Хирург в больнице сказал, что ничего сделать не может, придется ампутировать. А она лишь погладила сына по ноге и произнесла: "Не плачь, ничего у тебя не отрежут" - и на следующий день он уже мог ходить. Думаю понятно, как охуел хирург, узнав что больной не явился в больницу, так как вышел на работу.
Да и вообще, моя прабабка была сильным человеком - в одиночку, во время войны, выкормила шестерых детей и еще двух соседских подкармливала. После смерти мужа, осталась вдовой, хотя вышла замуж не по любви это отдельная история.
А вот уже прапрапрабабка была самой настоящей знахаркой. Про нее историй не сохранилось, к большому сожалению.
Думаю, у многих старых людей подобных историй немало припасено, главное - слушать. А уж что правда, а что вымысел - уже неважно.

Так, пилю третью стори от бабки, и хватит на сегодня. Правда, она не особо криповая.

Дело было уже в девяностых, мне было лет 5-6 тогда.

Показать целиком..

Так, пилю третью стори от бабки, и хватит на сегодня. Правда, она не особо криповая.

Дело было уже в девяностых, мне было лет 5-6 тогда. Мои бабка с дедом переехали жить в более развитую деревню населением около 5к человек. Может это даже не деревней правильно называется, а селом или колхозом, ну не суть важно. Короче, переехали они, завели хозяйство, ну все как обычно. А я к ним на лето ездил "в деревню", ну раковать с деревенскими посонами и дышать свежим воздухом на бабкиных халявных харчах.
Так вот, примерно через год после их переезда поселился рядом с ними(буквально через 2 дома) сосед. Приехал откуда-то с севера, из Сибири, точнее он не рассказывал. Молчаливый мужик, угрюмый, ни с кем особо не общался. Хозяйства у него не было, жены не было, не работал вроде - чем жил, никто в общем-то и не знал. Странный, короче. Только трав много собирал, самых различных, мужики, кто к нему знакомиться заходили, рассказывали, что вся хата у него была ими просто завалена. Везде, на стенах, на столах, на полу, на потолке подвешена - везде была. Даже на крыше сушил иногда. В общем, за глаза дали ему погоняло "колдуниха". Ну прошло какое-то время, и люди заметили(или узнали у него, хуй знает, как там случилось), что он от алкоголизма лечит. Нескольким алкашам местным, которые чуть не с 10 лет бухают самогонку, разбавленную стеклоочистителем, от местных барыг, вот им охоту бухать отбил напрочь. Не берут ни капли в рот. Спрашивали у них - рассказывали, что, дескать, сажает пришедшего к нему алкаша на стул, поджигает пучок каких-то трав, вокруг головы поводит - потом на лоб пальцами нажимает и шепчет какую-то белиберду на ухо. Минут 15 шепчет, а потом говорит - мол, свободен. Мужик уходит, а потом просто не пьет. Друзья предлагают - не пьет, праздники - ни 1 глотка шампанского даже. Моего дядьку вылечил, например, я у него сам потом расспрашивал, говорит - просто не хочется бухать, и все.За это "лечение", кстати, никогда никакой платы не брал.
Разумеется, из-за таких "чудес" стал весьма заметной фигурой всего этого 5к колхоза. Такие вещи быстро распространяются среди деревенских. Стали его уважать мало-помалу, за советом к ниму ходить когда, бабки за травами от своих болячек таскались. Особенных чудес исцеления, кроме как от алкоголизма, вроде не наблюдалось, да он и не лечил никого, просто делился травами, если кто просил какие-то конкретные нужные.
Так вот, однажды мужики-соседи нажрались самогонки и стали друг друга подбивать на всякую хуйню. А был там один - самый безбашенный(я про него слышал много охуительных историй, как он по пьяни на людей с вилами бросался, как в колодец прыгал на спор, как голышом по деревне бегал). И вот этот безбашенный говорит - я, мол, сейчас пойду и нашему колдуну в колодец нассу. Ну сказано - сделано, пошел, зашел во двор, вроде никого нет, собаки у этого "колдуна" отродясь не водилось, быстренько поссал в колодец и съебал обратно в компанию. Всем это показалось достаточно веселым, ну еще бы.
Через пару дней поднялся кипиш - оказывается этот мужик безбашенный(хотя ему тогда лет 25 было от силы, скорее парень) ночью пропал, не пришел домой ночевать. Вообще это обычное дело для деревенских алкашей, но он там зачем-то понадобился родственникам этим срочно, всех его собутыльников опрашивали, нигде его нет. Ну заявили в ментовку. Через еще несколько дней нашли его труп на соседнем от моей бабки участке(он заброшенный был давно, заросший всякой хуйней непроходимой метра под 2 высотой, только по центру участка дикая груша сохранилась, мы детьми любили на нее лазить за ними). Вот возле этой груши его и нашли. Повезли на вскрытие, результаты - смерть от остановки сердца, признаков насильственной смерти нет, алкоголя в крови не обнаружено. В 25 лет, или сколько ему там было. Ну все местные конечно связали это с той самой выходкой покойного с колодцем. К колдуну этому больше никто не ходил и не обращался никогда. Что дальше с ним было, жил ли он там дальше или переехал куда, я не знаю, что-то не додумался у бабки спросить.
Тру стори, мать и дядька это подтверждали, когда спрашивал.
Такие дела.

Есть куча сторей от ныне покойной бабки. Старушка откинулась недавно в возрасте 89 лет, жила всю жизнь в дичайшей глуши, знала кучу годных сторей, жаль, в молодости мне было интересней гулять во дворе с посонами, а не выслушивать их. Эх.


Показать целиком..

Есть куча сторей от ныне покойной бабки. Старушка откинулась недавно в возрасте 89 лет, жила всю жизнь в дичайшей глуши, знала кучу годных сторей, жаль, в молодости мне было интересней гулять во дворе с посонами, а не выслушивать их. Эх.
Ну запилю парочку, какие помню.

Дело было, по словам моей бабки, в послевоенные годы. Утверждала упорно, что кулстори. Дед бухал по-черному, ворую из дома и сдавая в чермет очередную сковородку, бабка нянчилась с 3 детьми малыми, работала дояркой в колхозе утром и днем, вечером работала на местном элеваторе по обработке зерна. Короче, хуярила с 4 утра до 12 ночи, и так годами. Однажды заебало все ее вкрай, ну прям совсем, и появились у нее мысли вздернуться на веревке. Дело было ночью уже, хуярит она около полуночи домой. А идти ей километра 3 было, если не изменяет память мне. От элеватора и через деревню у них речка мелкая текла, прям посреди деревни, мелкая, по пояс от силы и метров 5 в ширину. И вот идет она вдоль этой речки, вдруг слышит, будто из воды звуки какие-то доносятся странные. Ну она не обращает внимания, молодая, хули, тем более мысли в голове, как бы вздернуться побыстрее. Идет, идет, звук все больше да настырней - наконец она на него внимание обращает, сходит с дороги, подходит к речке - на берегу лежит веревка. Абсолютно новая, хуй где такую достанешь в ее деревне. Как раз к ее мыслям, и сложена так аккуратно, будто кто специально ее положила туда. Бабка чуть в штаны не наложила от страха с такой хуйни, бежала да крестилась до самого дома, лол. Было ей тогда 30 лет где-то, точнее не скажу. Такие вот дела.

Я вышел из кабинета нотариуса. В моих руках была доверенность на имя Нины Косма. Это была небольшая трехмерная модель, до мельчайших деталей повторяющая облик Нины.

Показать целиком..

Я вышел из кабинета нотариуса. В моих руках была доверенность на имя Нины Косма. Это была небольшая трехмерная модель, до мельчайших деталей повторяющая облик Нины. Судебный нотариус, что напечатал эту модель-доверенность на трёхмерном принтере надменно улыбнулся и процедил:
- Доверенность выдана на неопределённый срок, т.е. до смерти доверителя?
-Да, - вызывающе прозвучал мой ответ. - Если бы вы знали, насколько это сложное дело и насколько необходимо довести его до конца.
В ответ нотариус рассмеялся, почесал свои бакенбарды и сказал:
-Молодой человек, смерть это далеко не конец.
Моё лицо выражало полное безразличие, ибо события, что произошли со мной за последний год начисто стерли все эмоции, что свойственны любому не задетому жизненной драмой человеку.
Я сидел на скамье в коридоре огромного суда и ждал заседания, поглаживая доверенность Нины по её голове невообразимо маленьких размеров. С ума сойти, эти принтеры уже достигли такого совершенства, что передали даже маленькую заколку в её волосах. Именно заколка была той вещью, по которой я впервые запомнил Нину.
В момент нашей встречи, несмотря на распущенные волосы, усталый вид и бледный цвет лица - заколка была последним напоминанием о некогда ухоженной и опрятной девушке. События бесцветной струей проносятся в моей голове, рисуя картину прошлого:
-Детектив, мне нужна помощь, я больше не могу так жить, - это были её первые слова, когда она вошла в мою контору.
Изначально я не придал значения этой фразе, как и речам всех предыдущих немногочисленных клиентов. В основном ко мне обращались по той причине, что консультации были бесплатны и пользовались. Каждый считал, что раз ты молод, значит недостаточно созрел, чтобы расследовать чье-то серьезное дело. Но Нина была не такой. Она сама была молода, несмотря на обильное количество макияжа на лице. Эта черта больше свойственна людям в возрасте и потому, поначалу она вызвала легкое отвращение. Она говорила какие-то вещи о наследстве, что её предки, что жили за рубежом оставили какие-то весьма ценные вещи, и могут быть ей дороги. Она говорила о том, что за ней постоянно следят. Описывала в красках о вандалах, что почти каждую неделю разукрашивали дверь её комнаты.
Нина жила в общежитии. Нина жила в общежитии по соседству с многочисленными дядями и тётями, другими дальними родственниками. В них и заключалась проблема.
На наследство бедной девушки претендовало множество старых коршунов, что ежедневно кружились вокруг её двери и только и ждали, пока она откажется от причитающегося ей куска пирога. Причина по которой она обратилась ко мне - ответ на вопрос, кто конкретно занимается этим психологическим насилием. По её словам, в одно утро у двери лежала мертвая кошка. Её живот был вспорот, а кровью, что вытекала из тела животного, был нарисован неровный круг.
Я с большим рвением взялся за дело. Оно не только было достаточно сложным и носило оккультный характер, оно было необходимо. Необходимо не только мне. Здесь я действительно могу кому-то помочь.
Мои пальцы медленно передвигают ноги доверенности-модели, создавай впечатление будто маленькая Нина куда-то бежит. Топ-топ, топ-топ. Через два месяца после её первого визита, она прибежала в контору вся в слезах. Нина была в ужасе. По её словам кто-то всю ночь стучался к в комнату, а на утро она обнаружила, что вся дверь была исписана странными узловатыми и витиеватыми символами. Она показала мне фотографии. На тот момент у меня имелось множество зацепок, кто из её родственников мог желать зла девочке, чтобы заполучить наследство. Почти каждый. Они словно специально ненавидели Нину. Более того, они даже не скрывали этот факт. Вспоминая все прошедшие события, в моем носу неизменно встаёт вонь, что царила в комнатах её престарелых родственников.
Тогда я и предложил Нине, в целях её же безопасности, перебраться жить ко мне, пока процесс по наследству не закончится.
Нина была благодарна. Когда она открыла холодильник и увидела четыре коробки молока, она очень рассмеялась и сказала: «Ты прямо Леон Киллер». Мне нравился этот фильм. Было бы забавно, если бы мы были как Леон и Матильда, однако мы с Ниной одного возраста.
После этого она каждый день приносила в доме свежее молоко.
Делом Нины занимался один известный адвокат Николай Скуматом. Ему не совсем понравился тот факт, что Нина изменила своё место жительство, и, как мне показалось на тот момент, было это неспроста. Скуматов навещал Нину чуть ли не каждый день. Он долго объяснял ей как нужно вести себя на суде, распространялся о том, как важно быть начеку и как неимоверно сложен был процесс. В общем типичные диалоги из Кафки.
А через две недели после того, как Нина переехала ко мне, моя дверь подверглась той же участи, что и дверь в комнате общежития Нины. Это были какие-то витиеватые символы нанесенные масляной краской, что-то африканское. Я навел справки и оказался прав.
Худу.
Североафриканское колдовство и религиозный культ, основанные на суеверии и страхе перед смертью. Слово «худу» на языке хауса, распространённому в Африке, означает «пробуждать негодование, вызывать возмездие». Худу не является частью Вуду, хотя в последнем заимствованы некоторые приёмы.
Несмотря на то, что это была справка из Википедии, она была верная. Я проверил. с кровью связано девяносто процентов всей деятельности последователя худу. Последователи худу верят, что если погубить человека, то возможно переместиться в новое тело и продолжить существование. Но в этом случае человек, в чьё тело удастся вселиться, навсегда будет обречен остаться в «замкнутом круге» (некое подобие африканского ада, где душа вынуждена переживать одно и то же событие вечно).
Не было сомнений, относительно факта, что этим бредом занимался адвокат Скуматов. Только он знал новое место жительство Нины и только он мог наносить эти бредовые надписи на дверь. Плюс ко всему Скуматов был человеком в возрасте, более того, в неопределенном для меня возрасте, но несомненно больше шестидесяти лет. Точный возраст было определить невозможно из-за растительности на его лице, что менялась с каждой неделей. Сначала у него были усы, после он отпустил козью бородку, а после и вовсе словно перестал бриться.
На самом деле, я начал подозревать Скуматова ещё до того, как узнал о культе Худу. Его вороватый взгляд, сбивчивая манера речи, нервные движения. Такие люди вечно что-то скрывают от ближнего, будь то ключи от сундука с богатством, будь то обычные серебряные вилки. Он был опасен и тогда, я спросил Нину:
-Как давно ты знаешь Скуматова?
-Достаточно, - непонимающей ответила девушка.
-С начала дела о наследстве или чуть раньше?
-Чуть раньше... Нет, лично мы с ним познакомилось только когда всплыло это наследство, да...
-И после этого он ежедневно тебя посещает? - спросил я так, словно наткнулся на решающую зацепку и сделал большой глоток молока.
-Нет, не каждый день, иногда через день, иногда...
Мои опасения оправдались. Дело в том, что в Худу, чтобы переместиться в другое тело, колдуну нужно выбрать жертву, сделать её близкой себе, обманом заставить верить в силу худу. Возраст нынешнего тела колдуна должен быть ровно 67 лет. Возраст «сосуда» 23 года. Объяснения этих чисел я не нашел, но они явно витали в напряженном воздухе.
-А видишь ли ты какой-либо смысл в ваших еженедельных встречах?
-Нет... Потому что в основном он говорит тоже самое, а во-вторых у него уже есть моя модель-доверенность...
-Что? Ты дала ему образец своей крови для неё?
-Да! Он же мой защитник в суде! Как иначе он сможет защитить мои интересы?
Проблема также навязывалась тем фактом, что в поисках информации о Худу я наткнулся на легенду о "Blood Printer". Она идёт ещё с начала 21-ого века, когда появился 3D принтер, что смог напечатать 3D принтер. Легенда заключалась в сложном парадоксе. Парадокс сложен, но суть заключается в том, что принтер не должен печатать что-то живое, что-то одухотворенное. Дискуссия ученых кружилась вокруг запрета на принтеры, способные создавать цельные, живые организмы, используя био-материалы. Тогда, с помощью принтера, человек бы заменил собой Бога, что является невозможным, и создавал бы целые миниатюрные миры. В целом, легенда похожа на сказку о том, что где-то есть "Blood Printer", который может напечатать кровь и даже больше...
Сейчас, ожидая начала судебного заседания и рассматривая толпу родственников, что пришло на процесс, все эти события сгустились в одну большую, парадоксальную кучу. Как я ни старался обвинить Скуматова в глазах Нины, мне она не верила. Но, тем не менее, она мне доверяла. После утра, когда мы обнаружили на коврике у двери овчарку с перерезанным горлом Нина просила спать с ней в одной постели. Чёрт, не подумайте, ей было действительно страшно. Не смотря на её стройные ноги, безумно вкусно пахнущие волосы с заколкой в последних, симпатичную мордашку — у нас с ней ничего не было. Ещё когда я был на службе в полиции я не хотел смешивать работу с личной жизнью, ибо тогда вся жизнь превратится в работу.
Ко мне на скамейку подсел Скуматов и произнёс:
-Волнуетесь?
Меня возмутил его тон, его борода и его явно оккультный взгляд.
-Скуматов, я вас ненавижу! Я знаю, что вы хотите получить от Нины и у вас это никогда не выйдет! Я буду рядом.
В ответ Скуматов рассмеялся и хотел похлопать меня по плечу, но я увернулся.
- Это как в анекдоте, знаете?
- Нет.
- Ну и будет с вас, - Скуматов засмеялся и покачиваясь вышел из коридора.
Секретарь пригласил всех присутствующих в зал судебного заседания. Судья перечислил явившихся, а после наступил мой черед.
Да, я убедил Нину аннулировать доверенность, выданную Скуматову, я рассказал ей и о Худу и легенду о "Blood Printer" и она как будто бы поверила мне, но скорее она мне доверилась.
-Суд устанавливает личность.
-Детектив Снегов, представитель Нины Косма по доверенности.
-Предоставьте вашу доверенность на судебный макет.
Я подошёл к огромной миниатюрной модели здания суда и поставил на центр судебного зала заседаний. Модель начала двигаться сначала неровными и дерганными движениями, а после плавно вышла из миниатюрного зала и дверь отворилась. В проёме стояла Нина. На ней словно не было лица. Она вошла в огромный зал суда и заняла своё место. Модель на макете неизменно повторяла каждое её движение. Собственно, как и десятки других миниатюрных моделей на доске, включая мою.
-Суд использует для запечатления судебного заседания и для более достоверного отправления правосудия технологию 3D моделирования, будут ли у кого в зале возражения по этому поводу? Отводу суду?
Ничего не было.
Дальше начался монотонный суд. Судья заслушивал претендентов на наследство один за другим, пока на трибуну не взошла странная женщина пожилого возраста. Её странность выражалась практически во всем, от ожерелья из костей каких-то неведомых животных на шее до прически фиолетового цвета.
-Поясните суду, в чем заключается основная масса наследства?
-Кровь.
-Кровь? Пожалуйста разъясните подробней.
-Уважаемый Суд, наша семья имеет достаточно древние Африканские корни и потому не лишена множеств секретов. Однако, для верного разрешения данного дела, мне необходимо будет раскрыть ряд из них. Наши предки верили, что до нынешнего человека были более совершенные существа. Эти предки, прародители также были смертны, однако перед исчезновением смогли наделить избранных детей знанием «силы крови». Дело в том, что в эпоху существования принтеров больше не существует настоящей крови, по нашим верованиям. Весь мир есть ни что иное, как воссозданная машиной и переработанная из первичного материала подделка. Кровь, что течет в наших жилах, не является настоящей, а есть лишь ни что иное, как жалкая копия последней. И это наследство и есть та самая первичная кровь не смоделированная принтером, а созданная Богом.
После её речи в зале стало действительно шумно. Все повскакивали со своих мест, начали кричать, восклицать, судья не переставая бил молотком по дощечке, а после и вовсе объявил перерыв.
У Нины началась истерика. Она не готова была терпеть столько невзгод, мучений, случившихся с ней за последнее время из-за какой-то капли крови. Она визжала, кричала, а после попросила оставить её одну. Все, включая приставов, покинули зал заседаний, оставив Нину один на один с её горем.
Значит, во всех этих надписях на дверях, убитых животных и другом преследовании Нины были виновны родственники, а никак не Скуматов. Я сел на скамью и стал изучать каждое престарелое лицо. Кто-то из лиц, присутствующих здесь слишком фанатично относится к истории своих предков. Нет, это не та женщина, что раскрыла ряд секретов своего рода, потому что это не логично. Да, виновник явно здесь.
Ко мне подсел Скуматов:
-Вот так, очень сложное и неразрешимое дело обращается в обычный пустяк.
-Вы даже не представляете, как мне сейчас не по себе от всего этого...
Скуматов улыбнулся и подал мне коробку молока. Я улыбнулся и пожал ему руку. Открутил крышку и осушил ёмкость, а после вернулся к рассуждениям о возможном виновнике произошедших событий. Если бы они только знали, что Нине эта кровь совершенно не нужна. Тогда бы она перестала быть моим клиентом и это бы перешло во что-то личное и...
Я почувствовал резкую боль в животе, словно какой-то могучий кулак скрутил мой желудок и пожелал его выдрать. Это была нестерпимая боль. Я упал на пол и издал неслышный крик. Ко мне сразу подбежал пристав, толпа родственников, кто-то ещё, но это было уже неважно.
Скуматов. Молоко.
На шум выбежала Нина. Последнее время мы с ней стали так близки, что даже по мимолётному взгляду, она поняла что произошло.
-Ты должна всё рассказать за меня, - сообщил мой хрип.
-Ты сам все расскажешь, - пропел её голос.
-Может я не смогу, - возражал хрип.
-Мне никто не поверит, что это Скуматов! Меня не послушают, мы с тобой даже не...
-Сделай модель! Мою модель! Через неё ты всё и расскажешь... Нина, заткнись и слушай меня, - я сделал легкий надрез на пальце, и обмакнул бумагу в кровь. - Сейчас, беги в пятый кабинет к нотариусу, требуй сделать модель, может он поймет, все присутствующие подтвердят, что я сам дал свою кровь для составления доверенности.
Перед глазами вырисовывались нечеткие круги, все расплывалось. Появилось лицо Скуматова, которое спрашивало что случилось. Теперь уже смеялся я.
-Трюк с отравленным молоком удался, Скуматов, - сообщил мой хрип.
-Что? Какой трюк?! Молоко? Это молоко мне вообще дала Нина, дабы я передал его тебе, если вдруг почувствуешь себя неважно!
Детектив всегда раскрывает все в последний момент. Хороший детектив раскрывает чуть раньше, а я видимо и правда молод чтобы быть детективом. В бреду я уже представлял, как Нина оказалась наедине с макетом суда. Как она достала свою заколку и подошла к моей миниатюрной и беззащитной модели, сидящей в коридоре суда, воткнув её поглубже в живот «куклы». Этот обряд для неё не был чем-то сложным. Теперь у неё есть моя кровь. Передо мной озарился весь этот многоплановый, копирующий сам себя мир. Я лишь модель, лишь копия на огромном макете, которой суждено лишь повторять движения моей предыдущей копии. Но я должен выбраться, иначе она заберет мои силы, мою душу, мою молодость. Я должен думать, как перестать повторять движения, мысли заданные предыдущей моей копией. Должен вырваться. Как не повторять уже проделанный мной-большим движения, как это изменить? Я поднимаюсь, хватаю кувалду и разношу стену суда, а за ней вижу... Огромный зал судебного заседания, вижу огромного себя, присутствующих в масштабе один к ста... Стараюсь махать, показать, что вырвался из этого макета, что смог не повторять заданные движения самим собой... И вот надо мной склоняются лица, всё же я лежу в коридоре и не могу пошевелиться. Из моего рта начинает идти кровь, а в голову бьёт осознание проигрыша и факта, что обряд удался...
***
Я вышел из кабинета нотариуса. В руках была доверенность на имя Нины Косма. Нотариус, что напечатал модель надменно улыбнулся и процедил:
- Доверенность выдана на неопределённый срок, т.е. до смерти доверителя?
- Если бы вы знали, насколько это сложное дело и насколько необходимо довести его до конца.
В ответ нотариус рассмеялся, почесал свои бакенбарды и сказал:
- Молодой человек, смерть это далеко не конец...

Войдя в комнату, перед её широко открытыми глазами предстала картина, десятеро сидели на диване возле телевизора, сидели и поглощали действия, компания создавала иллюзию семейных уютных посиделок захваченных в плен интересным сюжетом. Что на фоне готичной, огромной залы с мраморными колоннами, витражами и сводчатым потолком выглядело не то что неуместно, а да же нелепо, человек стоявший возле двери порывисто дёрнул её за руку не дав осознать что происходит велел сесть на свободное место, присутствующие равнодушно подвинулись, на диване было так же уютно и хорошо что сразу нахлынула дремота и лихорадочно ищущие ответа мысли, стали тянуться вязкими лохмотьями, сырого теста, липнуть внутри черепа и сворачиваться. Ощущение спокойствия и тепла прервались когда ,с хоть и с трудом, вникла в суть происходящего на экране, люди с искажёнными лицами, открывали рот в мучительном беззвучном крике, колотили по стеклу на абсолютно пустом фоне.

Показать целиком..

Войдя в комнату, перед её широко открытыми глазами предстала картина, десятеро сидели на диване возле телевизора, сидели и поглощали действия, компания создавала иллюзию семейных уютных посиделок захваченных в плен интересным сюжетом. Что на фоне готичной, огромной залы с мраморными колоннами, витражами и сводчатым потолком выглядело не то что неуместно, а да же нелепо, человек стоявший возле двери порывисто дёрнул её за руку не дав осознать что происходит велел сесть на свободное место, присутствующие равнодушно подвинулись, на диване было так же уютно и хорошо что сразу нахлынула дремота и лихорадочно ищущие ответа мысли, стали тянуться вязкими лохмотьями, сырого теста, липнуть внутри черепа и сворачиваться. Ощущение спокойствия и тепла прервались когда ,с хоть и с трудом, вникла в суть происходящего на экране, люди с искажёнными лицами, открывали рот в мучительном беззвучном крике, колотили по стеклу на абсолютно пустом фоне. Резко обернувшись на спутника, так ловко усадившего её место и задев его локтем, обнаружила что пухлая человеческая оболочка, будто наполнена внутри гелем и легко сминается под натиском. Глаза немигающее, без выражения смотрел в монитор и на движение не реагировали. Впрочем, вскочив на ноги, обнаружила, что остальные люди, а точнее сперва показавшиеся ей оными, были не более чем кожаными мешками, не туго набитыми или наполненными раствором и глазами из прозрачного пластика. Будто бы какой то безумный такседермист, вздумал делать чучела из человеческой кожи на манер тряпичных кукол. В истерике толкнув толстяка из геля на пол, принялась бежать обратно, к выходу судорожно открывая дверь и рефлекторно обернулась, толстяк поднял спину облокотился о диван и смотрел в телевизор.
Всё ясно я у маньяка в логове, он убивает людей, свежует их и делает кукол. Идеи и догадки стучали вместе с пульсом накатывая и пронизывая тело ознобом. Меня чем то опоили, бросили тут, хотели сделать то же что и с этими несчастными. На действие неведомого наркотика можно было списать и потерю её памяти и подвижные трупы, как известно некоторые виды вызывают галлюцинации, да ещё и в такой атмосфере.
Мысли неслись, бешеным потоком обгоняя тело и ища выход, пробегая мимо многочисленных комнат, шикарно обставленных. Свернула на лестницу один пролёт и вот уже возле массивных дверей, на удивление двери были заперты изнутри и массивную задвижку удалось сдвинуть без всякого труда.
Снаружи хлынул в лицо свежий прохладный, отрезвляющий воздух. Нужно бежать за помощью к людям. Ворота огромного поместья-замка выходили на главную площадь города с типичными хрущёвскими многоэтажками и опять это ощущение лишней детали . Здание которое она покинула было как рубин найденный в хлеву. Музей какой то должно быть вплела она догадку в цепочку мыслей.
Прямо напротив входа метрах в двадцати, у первого этажа была пристройка с неоновой вывеской, от туда немного слышна была музыка. Открыв дверь, Рита влетела в масштабный шикарный зал, заставленный дизайнерской мебелью и картинами современного искусства. Во всём царил минимализм и пафос, за столами, около бара, на танцполе толпился народ, люди смеялись, пили, ели. Какой то импозантный мужчина тут же схватил её за талию и вознамерился вытащить потанцевать, ему то она и начала кричать о случившемся сквозь непроходимую стену музыки, но услышать хоть что ни будь едва представлялось возможным, парень казалось по жестам и губам понял что слова которые она хотела сказать важные , толкнул какую то дверь. В помещении чуть поменьше, музыка была слышна но не так сильно, там был накрыт стол на человек сто. По видимому компания отмечала торжество, люди ели, весь стол был усыпан яствами и алкоголем самых разных видов и мастей. Новый знакомый не дал начать ей что либо говорить выпалил:
-Ну что малышка , выпей, угощайся, я за всё плачу. Ты ведь там, говорила, что-то насчёт выпивки, но условимся весь твой вечер мой. И липко улыбнулся, осмотрев её с ног до головы.
В другой раз незнакомец бы удостоился презрительного взгляда и молчаливого игнорирования, самолюбие не то что отвечать взаимностью, но и просто отвечать, на столь пошлые и тривиальные речи не позволяло. Н о сейчас она да же не обратила внимания, просто начала махать руками и громко кричать «помогите» люди привлечённые вниманием, прислушались, в спешке стараясь унять волнение и выражаться внятно Рита рассказывала про музей про маньяка про кукол, слёзы и всхлипы от пережитого невольно хлынувшие, завершили рассказ. Рита присела на стул. В гробовой тишине кто-то плеснул ей коньяка для успокоения, трясущимися руками влила обжигающую жидкость в горло….
Бутылка коньяка заканчивалась, она и её новая подруга сидели и философствовали о жизни и смерти, на душе было приподнятое настроение. Казалось что она корабль, всё плывёт мимо, а она рассекает носом тихую гладь. Рука собеседницы потянулась за второй бутылкой. «Зачем так много по моему нам и так весело, вторая это перебор» проговорила улыбаясь хмельной улыбкой Рита, « что ты несёшь шлюха я что по твоему алкоголичка!» вдруг злобно выпалила выпучив глаза и оскалившись, недавно такая дружелюбная девушка «ну и к чёрту тебя», открыла бутылку и откинув голов прямо с горла выпила залпом, затем качнула всем телом в обратную сторону стола и бутылка почти до половины вошла в глотку при этом изо рта начала капать в неё тёмная жидкость, «кровь!» ужаснулась Рита, от этой мысли её стошнило. В ушах престало шуметь, весь туман и морок выветрился и она осознала, что всё ещё сидит в том зале, а люди так же радостно пьют и едят.
Начала снова кричать, в в этот раз сидящие только расхохотались и закричали с разных сторон «да ты просто пьяна», «разум у тебя детка помутился», «вон выпей ещё» Накинулась на того парня что привёл её сюда, начал указывать на собутыльнику. В ответ получила пощёчину и резкую фразу «не порть людям веселье пъянчуга, свою норму знать нужно, я вызвал уже охрану что бы тебя и твою подругу выкинули из бара» И действительно в этот момент в комнату вошли двое бравых молодца и поволокли Риту и ту бедолагу к выходу, никто не обращал внимания ни на то что соседка мертва ни на вопли и просьбы о помощи самой Риты.
Рита отчаянно извивалась, умудрилась ударить бугая под колено и после укусит за руку, по неволе ему пришлось ослабить хватку, воспользовавшись моментом, девушка рванула в сторону бара и кухни в надежде в служебных помещениях добраться до телефона и позвонить в полицию.
Продравшись сквозь целующиеся и танцующие парочки, перепрыгнув одним махом, через бар и сбив пару бутылок какого-то напитка, с грохотом распахнула служебную дверь. Тут же в нос сладкий запах мяса и специй, люди в белых фартуках и колпаках что то готовили, кухню нужно было миновать, но разогнав приличную скорость, поскользнулась на мокром полу и не удержав равновесие бахнулась лицом в пол, Рита почувствовала вкус крови на губах, подумала о разбитом лице, подняла голову везде была кровь, много крови, весь пол был ей залит, на полках внизу лежали разделанные куски мяса, рядом части животного, в ведре кишки… стоп животного ли?!, нет , не померещилось, там была настоящая человеческая, голова, рука, нога.
Мерзкий ком зашевелился в желудке, испарина выступила на лбу, жуткая паника бросила адреналин в мышцы, цепляясь за край ближайшего стола и хватаясь за остатки разума, поднялась и молнией про скользила по узкой кухоньке и оказалась на улице.
Мусорные баки за рестораном были завалены костями, черепами, разлагающимися трупами тут же валялась её недавняя знакомая.
Пробежав километров 5 от злополучного ресторана, задыхаясь от бессилия и страха, осознала, что попала в гнездо каннибалов и чудом выбралась, находится в чужом городе и не помнит кто она. Вдруг на глаза ей попалась парочка влюблённых. С остервенением Рита накинулась на них крича в истерическом припадке: « вы что не видите что тут происходит, почему вы не видите, нужно бежать, что же вы делаете!» Начала отрывать за плечи девушку и тут же разжала руки, между лицом той кого она трясла и мужчиной как будто были натянуты серые корни, корни были почти бесплотными, и пульсировали красными венами, мужчина не стоял, а висел как плеть в крепкой хватке, обмяк, лицо позеленело.
То что казалось девушкой повернулось к Рите своим белым без форменным лицом из шевелящихся струпьев.
От нереальности всего происходящего и пережитого девушка завизжала, повинуясь первобытному страху и опять было бросилась бежать, но поняла что она как муха в паутине, прилипла и не может пошевелиться. Именно в таком состоянии отчётливо пришли воспоминания.
Вот она едва закончив, институт и не найдя работы по специальности, устроилась продажником в ООО Хиникс, распространяла какие то бады, ходила по домам, вешала лапшу на уши старикам, домохозяйкам и да же неплохо у неё получалась. Стала медным, потом серебряным менеджером, собрала команду, а потом получила письмо от руководства, пригласили её в фирму центральную, роскошный офис в столице 50 этажей, вспомнила, как ноги тряслись перед встречей, на встрече ей все улыбались, рассказывали, что они занимаются заводами, самолётами, пароходами и в обще международный конгломерат . Предложили ей место как перспективному сотруднику, должностные обязанности как обычно состояли в продажах. Продукт который она будет распространять держали под грифом «секретно» так как «новейшая разработка фирмы не должна попасть в руки конкурентам». Зарплату за то предложили что «аж дух захватывало». По этому на финальный вопрос эйчара на что вы готовы ради этой должности, улыбаясь ответила : «да я душу дьяволу продам за неё!» , тогда «подписываем договор» улыбнулся тот в ответ.
В итоге дело оказалось для Риты простым, нужно было уговорить собраться целевую группу людей для проживания в закрытом городе, якобы там проводили тестирование и разработка новейших машин, удобрений, лекарств . А целый город нужен был как контрольная группа , адреса и списки ей давали заранее, нужно было приходить домой и представляясь сотрудником уговорить подписать договор. Что у девушки получалось просто отлично, люди в основном были одинокие и неблагополучные и хорошо шли на контакт ради обещаний в постоянной выпивке и кормёжке. Единственное что её всегда смущало, так это то что договор о неразглашении она подписала, а в горд мечты её и других менеджеров, не разу не возили. Часто ночью, она представляла этот город будущего, с его райскими садами и продвинутыми космическими машинами. По этому, когда она в очередной раз придя по адресу, обнаружила, что одна из девушек в списке скончалась, она вызвала скорую. А сама стащив её паспорт, одев парик и умело нанеся грим поехала с группой в тот самый город «Хиниксвил»
Впрочем приехав не увидела ничего примечательного и великолепного, расстроившись и сославшись на плохое самочувствие она и ещё человек 10 которые остались смотреть любимый сериал, из группы предпочли остаться дома. Дом по её мнению единственное, что заслуживало внимания, очень старинное и странное здание с множеством комнат, с каминами и бассейнами, лепниной, резными лестницами и перилами. Портили его разве что телевизоры и современная мебель, вместо предложенной экскурсии на винный завод и колбасный цех с последующей дегустацией, она предпочла осмотреть дом. Набрела на библиотеку, да там и осталась, в итоге очнулась от шума в главном холе с неудовольствием ометив, что скорее всего пьяные маргиналы затеяли драку, решила лучше пойти в комнату и дочитать там. Проходя мимо холла по верхней лестнице она увидела то же зрелище что и сейчас, люди со струпьями вместо лиц буквально выпивали обвивая своими уродливыми корнями-присосками людей и бросали как упаковки от сока на пол, трупы в кучу.
На негнущихся ногах она зашла в зал и увидела, то с чего началась эта жуткая ночь.
Вы просто их ели, всхлипывала и хрипела она сидя перед монстром на сырой земле, весь этот город лишь большая свиноферма, ну чего же ты ждёшь кусок дерьма, жри меня, подавись!

Ну что вы Риточка, внезапно у монстра стало нарастать человеческое лицо , таких как вы мы не едимм, слишком много у вас силы воли, а она знаешь ли как желчь в рыбе, если её неудачно вспороть, абсолютно отравляет ваши жалкие душонки. Нет, её сначала нужно забрать, вытащить и выбросить, а вы в прочем сами её вытащите и выкинете в обмен на удовольствия. На вас да же не нужно деньги тратить, просто немного морочащего заклятья в первой свиной котлетке и вот вы уже едите человеческое мясо вместо животного и как едите, жрёте не насыщаясь! Немного алкоголя и вот вы пьянеете от крови себе подобных. Телевизор смотреть так, до того что бы душу там оставить, немного оголённого тела и вот он - театральный жест в сторону лежащего парня, не видит, что лицо моё в струпьях.
И в обще Маргарита Павловна, мы ведь с вами договаривались, вы всё подписали, принял окончательный человеческий облик её начальник, а теперь что, проникаете нелегально в город, обзываете меня фермером! Должно быть я вас должен наказать, но я вам прощаю, если ваша работа будет так же хороша как и ранние.
Ни за что! Я не буду вам помогать в поиске новых жертв! Забыв о страхе, с отвращением плюнула словами Рита.
Ну что же убивать вас не за чем мы убиваем только когда питаемся, отпустить я вас то же не могу, так почему бы мне не оставить вас с этими людьми… махнул рукой в сторону выходящей из бара шатающейся компании. Вглядевшись Рита узнала тех самых людей за столом…

Доброе утро, меня зовут Маргарита и я представляю, компанию ООО Хинкс, и я предлагаю вам изменить вашу жизнь…



 

Зачастую, в жизни, мне хотелось попробовать самые ебанутые вещи, и каждый раз я говорил себе, мол жизнь одна, все надо успеть. Но порою, надо знать меру. Был вечер, завтра нужно было вставать очень рано (часа в 4 утра), примерно в 20:00 я пошел в душ.

Показать целиком..

Зачастую, в жизни, мне хотелось попробовать самые ебанутые вещи, и каждый раз я говорил себе, мол жизнь одна, все надо успеть. Но порою, надо знать меру. Был вечер, завтра нужно было вставать очень рано (часа в 4 утра), примерно в 20:00 я пошел в душ. Я подолгу там сидел, просто под струей горячей воды, и размышлял о тайнах мироздания и о быте людском. До душа, я выпил чай из своей байды (так я называю свой любимый бокал, по объему он где-то пол-литра, не меньше), и мне захотелось ссать, и все мои мысли о материи покатились к черту, я начал вставать, чтобы справить свою нужду прямо в ванную (насчет этого я особо не брезгал, смывал свои выделения струей, а пистон мыл мылом). И тут, мне в голову стукнула идея. "Да нет, это бред, я что, какой-то идиот?" - подумал я. "Хотя, что в этом такого? Никто еще от этого не умирал... Зато, буду знать, каково это!" - опять подумал я, и лег поперек ванной. Я решил выпить своей мочи. Было неудобно, позвонок упирался в край ванны и это было крайне неприятно. Тем не менее, я кое-как нашел более-менее удобное положение, и нацелил свое орудие точно в мишень. Я все никак не мог решиться, но сказал себе спустя минуту подготовки: "Чёрт с ним!" - и после этих слов, моя внутренняя эссенция буквально стрельнула прямо мне на язык, а затем дошла и до горла, а также, капли попали мне в нос. Ссал я около 10 секунд, после чего, наступила невиданная эйфория. "Это напиток богов! Боже, как же я раньше без этого жил?" Пребывал я в этом состоянии минут 20, я даже забыл о столь неудобном положении, в котором я находился. Потом, я наконец вышел из душа окрыленный, я хотел улететь прочь от этого мира, в мир жидких выделений. Там бы были большие и глубокие океаны и озера мочи, вокруг стояли фонтаны в форме женских и мужских писек, они бы извергали бесконечные потоки волшебной эссенции. Все вокруг пили мочу, купались в ней, использовали в качестве духов, выводили разные виды, а я бы был королем этого чудесного мира, построил бы замок в залупообразной форме, у меня были бы хранилища в виде яичек под строжайшей охраной, на них росли волосы, а садовники следили за длиной и формой волос, и вырезали бы на них слово "моча" на всех языках мира, я был бы королём. От этих мыслей я моментально погрузился в сон, и мне снилось все вышеописаное. На следующий день, мне опять захотелось отведать этого напитка, но идти в душ не было никакого желания, поэтому, сделав вид, что иду срать, закрыл дверь в туалет, взял с раковины сосуд для хранения зубных щёток, паст и т.п., напоминавшей по форме бокал, и начал справлять туда ссать. Я налил ровно по горло, и даже не надевая штаны, уселся на сортир, и распивал свой напиток как дорогое вино, или не менее дешевый коньяк. Я закрыл глаза от удовольствия. Однажды родителей не было дома, и я уже пошел в бар (туалет), разливать напитки. Так как дома был только я, дверь в толчок была лишь прикрыта, но не закрыта на замок. Я пустил пару капель себе на ладонь, дабы унюхать этот чудесный аромат... Я вновь закрыл глаза и просто наслаждался, ничего не слыша, буквально, я отрекся от этого мира. Но потом я пришел в себя, и нужно было наливать бокал. Засунув свой хер в "бокал"... Тут распахнулась дверь в туалет, и передо мной стояли, мягко говоря, охуевшие родители. От неожиданности и испуга я вскрикнул, и "стрельнул" прямо на батю и маман, и их костюмы, они были в диком ахуе (еще-бы), и ждали, пока поток не прекратится. После этого я впал в оцепенение. Представьте картину: вы стоите в туалете со спущенными штанами, ссыте в емкость для хранения ванных принадлежностей (там же были и зубные щётки родителей), ваши руке в моче, перед вами ваши родители покрытые с ног до головы вашей же жидкостью. Неловко, неправда ли? Мать закричала, батя её оттолкнул и уебал мне с вертухи. Я упал в ванну и вырубился. Проснулся я весь в крови и своих испражнениях, мне было очень стыдно перед собой, и впервую очередь перед родителями, я больше не мог распивать свой коктейль в этом доме, поэтому я съехал к бабушке в деревню, и уже там продолжил свою карьеру сомелье.

Бабка( мать моей матери) росла в детдоме. Её мать повесилась из-за рака. Про отца она почти ничего не знает.

Показать целиком..

Бабка( мать моей матери) росла в детдоме. Её мать повесилась из-за рака. Про отца она почти ничего не знает. Её мать оставила мою бабку в какой-то левой детсадовской группе, а сама пошла выпиливаться. Ну там к вечеру всех детей разобрали, осталась только моя бабка и её отвезли в детдом. В детдоме по её рассказам был вообще пиздос, драки за еду, постоянные пиздилки. Зимой когда просыпались обязательно находились замёрзшие детишки.

Закончила бабка классов 3 там вообще их нихуя не учили
Потом когда выросла встретила моего деда мужика прошедшего войну он был каким-то там инженером собирал двигатели для самолётов. Ну и мужику война нахуй психику сломала. В его деревне жителей просто как скот забивали. Он много курил, ходил постоянно с топором потому что боялся не отбиться от молодёжи.

Бабка кстати помешана на религии. Искренне верит что БОГ послал ей такие испытание. Что он спасал её от смерти. Постоянно обращалась к всяким гадалкам и ЭКСТРАСЕНСАМ.

В общем заделали они 4ёх детей (моего дядю, 2ух тёть и мою маму) 5ый ребёнок умер после рождения. Ну детей они не сразу конечно наплодили. Моя мать была самой младшей из девочек.

Ну и дед мой часто пиздил бабку и одну из старших дочерей из-за того, что она очень упрямая была он хотел её перевоспитать В одной из драк он мою бабку сильно уебал головой об стену и у ней что-то с мозгом случилось и с глазом.

Когда моей матери было 11 умер мой дед. Ну и семья нахуй от голода помирала. Бабка работала постоянно дети были одни. Бабка и на заводах ебашила и на стройке крановщицей и лифтёром. Денег постоянно не хватало. Одежду им соседи давали. Нихуя они не сладостей НИХУЯ не знали.


Одна из дочерей рано выскочила за муж за успешного мужика. У них двое детей (мальчик и девочка) Девочка ужас психованной выросла, но всё время копротивлялась и выросла нормальным человеком( почти доучилась в ходож. училище.)

Другая дочь постоянно бухала, трахалась и наркоманила именно её пиздил мой дед. В итоге она вышла замуж за такого же алкаша, но он был омежкой и никогда никого не пиздил. У них родились тоже мальчик и девочка. Оба бывшие наркоманы.

3-я моя маман. Была всегда худеньким, бледным и болезненным ребёнком. Много занималась спортом. Только она делала всё по дому и почти воспитывала младшего брата. Много работала. Никого у неё не было. Вышла за муж в 26. Старше моего отца на 6 лет. У них родился я. Развелись когда мне было 5. Сначала батя жил с нами, потом пришёл мой дядя из тюрьмы и батька ушёл к другой.

4-ый. Мой дядя младший из семьи бабки. 2 раза сидел в тюрьме. Почти нихуя не работал, только бухал. Жил со своей шмарой в квартире со мной, моей мамой и бабкой в 3ёх комнатной квартире. Жил только на пенсию моей бабушки. Потом переехал в деревню со своей шмарой. Там они постоянно бухали, шмару ебла вся деревня. В итоге она наблядовала ребёнка. Мой дядя считал его своим и нянчился с ним. На работу его из-за судимостей не брали. Иногда подрабатывал в деревне. Моя бабка постоянно ездила к нему в деревню, возила ему еду и деньги. И 2 года назад на нг бабка приехала к нему, а он бухал по чёрному со своей шмарой. И бабка кинулась на шмару с молитвами, а она давай орать. Ну и дядька не вытерпел вышел из дому и пошёл повесился в сарае.


В 3 года у меня начали косить глаза. До этого был вполне здоровым ребёнком. В 4 года операция на одном глазу, в 5 на другом. Ходил в специализированный садик для детей с проблемами с зрением. Всё время меня таскали по больницам. Отец почти не участвовал в воспитании.

В 5 родители развелись, мать часто плакала, а я всё время винил себя во всём. Всю жизнь бабка по маминой линии ебала меня релишгией. А однажды она пошла к гадалке и та сказала бабке, что во мне сидит демон и что я доканаю мою мать и она умрёт у бабки на руках. Ну и бабка всегда во всех ссорах подсирала на меня. Какой я уёбок мамке все нервы разрушил. Кидалась на меня с молитвами.

Постоянно я видел ссоры и слёзы. Часто приходил из школы домой, а там никто не открывал. Дядя набухивался со своей шмарой и лежали в отключке. Ну и я целыми днями гулял.

Друзей никогда не было, а те что были за спиной меня бомжом называли. Тип я бомж ебанный живу в обоссаной квартире с бабкой и мамкой.

Когда мне было почти 9 мы продали квартиру( а на неё батя с моей мамкой пиздец скок денег на ремонт просрали) и взяли дом в деревне для дяди и 2ух комнатку в хрущевке для нас.

Очень большую роль в моём воспитании сыграла бабушка и тётя по папиной линии. Бабушка наверное чувствовала вину за то, что сын так бросил сына. Они хоть адекватные более-менее были.

В школе меня гнобили за очки, но я копротивлялся, часто дрался, но всегда огребал пиздюлей и плакал. В 4-ом классе одна старшеклассница подошла ко мне, содрала с меня очки, сломала их и кинула на пол. БОЖЕ! Какая у меня истерика была я просто кинулся на колене со слезами собирать их, а все остальные одноклассники просто смотрели.

В среднии классы я уже пошёл без очков. Скрывал от родичей что я хожу без очков. Та сука оставила мне травму на всю жизнь. В средней школе гнобления тоже хватало, но там я уже не давал сдачи. Я был сломан. В средней школе я уже учился плохо, на 3ойки и редко 4. Прогуливал. Ходил к одноклассников играть в игры. О! Видеоигры меня просто очаровали, а всё началось с дум 2 и всяких Кузь.

В 12 лет я начал саморазвиваться (читал книжки, аниме, играл в игры). А одноклассники бухали и курили.

После 9 класса я ушел и пошёл в колледж на хацкера. Но в коллективе меня загнобили за шмотки и за зашуганость. Бросил коллягу за 2е недели до конца 1го курса. После этого лежал в психушке 2 месяца создавал тред.

Сейчас мне 18. Вырос я очень озлобленным человеком. Ненавижу всех и кунов и тянов. Поубивал бы всех. Ничего не могу и не хочу. Сил нету. Всего боюсь. Не урод. Девственник, тян никогда не было, но с девкой целовался 2 раза. Друзей нету. Этот мир просто презираю. Эскапизм - вся моя жизнь. Не умею выражать эмоции. На моём лице постоянная маска грусти. С людьми разучился общаться. Я их совсем не понимаю.

перед тем как попасть в психушку уже купил бухло шоб выпильнуться, но после неё уже боюсь выпиливаться.

Сижу 2ой год дома, почти не выхожу. Мать получает копейки, живём только за счет пенсии ебанутой бабки. Не знаю что мне делать и куда идти. Через год-два будет всё только хуже. Бабке уже 85, почти слепая.
Такие дела.

Садизм совковой нечисти и какие там для совковой нечисти открытия памятников Равноапостольного князя Владимира и Царя Иоанна Грозного,когда история совковой нечисти крутится вся вокруг массовых убийств и опытов над человеком,как это делают исследователи разных заболеваний над крысами.

Тайна комплекса «Бутугычаг» открылась на следующий день, когда с трудом ориентируясь в хитросплетении хребтов, мы поднялись на горную седловину. Именно это уединенное место избрала лагерная администрация под одно из кладбищ.

Показать целиком..

Садизм совковой нечисти и какие там для совковой нечисти открытия памятников Равноапостольного князя Владимира и Царя Иоанна Грозного,когда история совковой нечисти крутится вся вокруг массовых убийств и опытов над человеком,как это делают исследователи разных заболеваний над крысами.

Тайна комплекса «Бутугычаг» открылась на следующий день, когда с трудом ориентируясь в хитросплетении хребтов, мы поднялись на горную седловину. Именно это уединенное место избрала лагерная администрация под одно из кладбищ. Два других: «офицерское» - для персонала лагеря и, возможно, для вольнонаемных, а также большое «зековское», находятся внизу. Первое недалеко от обогатительной фабрики. Принадлежность его покойников к администрации выдают деревянные тумбы со звездами. Второе начинается сразу за стенами сожженного лазарета, что и понятно. Чего покойников таскать по горам... А сюда, от центральной части, как минимум миля. Да еще вверх.

Чуть приметные холмики. Их можно принять за естественный рельеф, если бы не были они пронумерованы. Едва присыпав щебенкой покойника, втыкали рядом палку с номером, пробитым на крышке от банки тушенки. Только вот откуда у зеков консервы? Номера двухзначные с буквой алфавита: Г45; В27; А50...

На первый взгляд, число могил здесь не так уж и велико. Десятка полтора рядов кривых палок с номерами. В каждом ряду 50-60 могил. Значит, всего около тысячи человек нашли здесь последнее пристанище.

Но, ближе к краю седловины, обнаруживаю метки другого типа. Здесь нет отдельных холмиков. На ровной площадке, столбики стоят густо, как зубья расчески. Обыкновенные короткие палки - сучья обрубленных деревьев. Уже без жестяных крышек и номеров. Лишь отмечают место.

Два оплывших бугра указывают ямы, куда валили умерших кучей. Скорее всего, этот «ритуал» осуществлялся зимой, когда не было возможности хоронить каждого в отдельности, в промерзшем и крепком как бетон, грунте. Ямы, в этом случае, заготавливали с лета.

А вот и то, о чем говорил Виктор. Под кустом стланика, в развороченной зверьем или людьми могиле, лежит половинка человеческого черепа. Верхняя часть свода, на полдюйма выше надбровных дуг, ровно и аккуратно срезана. Явно хирургический распил.

Иду дальше, - поднимаю осколок лобной кости. То же со следами трепанации. Рядом с номером В24 , на краю раскрытой могилы, разбросаны кости сразу нескольких черепов.

Среди них множество иных костей скелета, но мое внимание привлекает верхняя отрезанная часть черепа с пулевым отверстием в затылке. Это очень важная находка, потому как свидетельствует о том, что вскрытые черепа - не медицинское освидетельствование для установления причины смерти. Кто же сначала пускает пулю в затылок, а затем проводит анатомическое вскрытие для выяснения причины смерти?

С трапа самолёта я схожу глубокой ночью. Рейс задержали, и вместо таксиста от компании я вынужден тратить командировочные на облезлую девятку аэропорта. Таксист — чернокожий и улыбчивый, и в предрассветных сумерках я вижу только белки его глаз и зубы.

Показать целиком..

С трапа самолёта я схожу глубокой ночью. Рейс задержали, и вместо таксиста от компании я вынужден тратить командировочные на облезлую девятку аэропорта. Таксист — чернокожий и улыбчивый, и в предрассветных сумерках я вижу только белки его глаз и зубы.
Высадив меня на тонкой и прямой, как стрела, улочке, он лихо козыряет мне и укатывается, а я поднимаю сумку по ступеням отеля. ‘Либертин’ — гласит вывеска, и я жму на потёртую кнопку звонка прямо под буквой ‘р’.

Внутри неожиданно по-домашнему уютно. Горят тусклые лампочки, пахнет клубничным джемом и старой бумагой. За стойкой сидит девушка в зелёном платье — зелёном не как свежескошенная трава, а как свежевыкрашенная лавочка в городском парке. На её бейджике от руки написано ‘Марианна’.
Марианна, позёвывая, протягивает мне ключи.
— Горячей воды ночью нет, кабельное не работает, полотенца свежие, могу включить бойлер, если...
— Нет, нет, спасибо, — я не хочу беспокоить прелестную Марианну, откровенно страдающую от недосыпа. Окинув меня профессиональным внимательным и в то же время безразличным взглядом, она желает мне доброй ночи и удаляется. Я падаю на кровать, скрипнувшую под моим весом, и засыпаю, кажется, раньше, чем голова касается подушки.

Просыпаюсь я поздно. За окном мутно белеет пасмурное небо.
Рабочая почта, на которую должны были прийти указания, пуста — обо мне либо забыли, либо сбросили со счетов. Особого беспокойства у меня это не вызывает. Мне давно осточертело всё — работа, отдых, жизнь. Всё, всё, всё.
Ухо резанул писк. Дверь приоткрывается, и внутрь заходит Марианна. Дневной свет накладывает отпечаток на всё — платье на ней оказывается фисташковым. Не цвета орешка, вываливающегося на ладонь из крепкой скорлупки, а цвета фисташкового мороженого, забытого в морозилке и покрывшегося сединой инея.
— Ваш ключ, — она кладёт карточку на столик возле моей кровати.
— А какой срок действия? — интересуюсь я, скорее, просто чтобы услышать её голос.
— Бессрочный.
Я резко поднимаю голову, изумлённо глядя на неё, но она уже заторопилась прочь.
— Вы меня ни с кем не… — дверь хлопает, слышно приглушённое шарканье тапочек по кафелю. Я недоумённо качаю головой. Сколько же она не спала, интересно?
Кабельное всё ещё не работает. В сон клонит жутко — погода навеивает странное оцепенение, мысли путаются. Я и сам не замечаю, как засыпаю, сдавшись уютной обволакивающей тишине.

Просыпаюсь я посреди ночи. Тихо пискнув, дверь открывается, и я иду по коридору, попутно отмечая — горничные тут явно не стараются. Листьях растений в оконных проёмах покрыты плотным слоем пыли. Ковёр, чистый и пушистый в ночь моего въезда, теперь кажется замызганным и плоским, словно его изо дня в день топтали десятки ног. Но из-за дверей по обеим сторонам коридора не слышно ни дыхания, ни храпа.
Я спускаюсь вниз. Деревянные ступени протяжно скрипят под моими ногами, и я боюсь, что перебудил уже весь мир. Но сидящая на ресепшне Марианна, по-видимому, мирно спит. Ночью похолодало, и её голова и плечи укутаны в серую шаль, напомнившую мне сказки об Ослиной Шкуре.
Я прошёлся взад-вперёд. Странное ощущение не покидает меня. Почему Марианна работает третьи сутки подряд?
Набравшись смелости, я захожу за стойку. Кресло девушки отвернуто от меня, и я осторожно касаюсь плеча — и отдергиваю руку, словно обжегшись. Её плечо холодно, как лёд. Сползшая шаль обнажает синеватое пятно на мертвенно-белой коже.
Я отшатываюсь и чувствую, как волоски на шее встали дыбом. Ужас борется во мне с неверием — ещё утром я смотрел в её глаза, сонные, но живые. Я резко и наотмашь бью себя по лицу. Это приводит в чувство, и я, стараясь не думать о липком холоде её кожи, подношу руку к её рту. Ищу пульс. Ни единого признака жизни.
Я беру с её стола телефонную трубку, набираю 02. Из трубки не доносится ни звука. Я набираю снова и снова, чертыхнувшись, отбрасываю телефон и кляну про себя сеть. Возле пальцев бедняжки — красная тревожная кнопка, и я жму на неё, пока не убеждаюсь, что сделал всё, что мог.
Оцепенение спадает с меня только в номере, где меня долго и мучительно тошнит.
‘Завтра же съезжаю’, — твержу я про себя, широко раскрытыми глазами без тени сна уставившись в темноту. Я поворачиваюсь на бок, и кровать пронзительно скрипит, будто смеясь надо мной.

Наутро я спускаюсь вниз, таща за собой чемодан. Толкаю дверь, но та не поддаётся. На стойке ресепшна никого нет, и соблазнительным алым светом горит кнопка открытия замка. Я жму на неё, но не слышу ни звука. Дверь заблокирована.
Руководства нигде не видно — да и неудивительно, памятуя события прошлой ночи. Может, нас велено не выпускать в связи с расследованием убийства? Меня передёргивает. Я бросаю уже ненужную сумку на диванчик и иду бродить по бесконечным коридорам в поисках хоть кого-то живого.
Отель словно вымер. Мутные грязные окна почти не пропускают свет. Фикусы в кадках завяли и пожухли, сухая земля скорее похожа на пепел, чем на землю, листья печально поникли. Здание выглядит заброшенным и покинутым — ни единого следа людей.

Я успеваю забыть, зачем вышел из номера, когда вдалеке мелькает бледно-зелёный цвет. Повернув голову, я вижу женский силуэт и опрометью бросаюсь к нему, надеясь отыскать ответ хоть на один из своих вопросов. Звук моих шагов тонет в мёртвой тишине.
Выбежав на лестницу, я оглядываюсь — кругом ни души. Ни звука не слышно, кроме моего тяжёлого дыхания. Я останавливаюсь, внезапно чувствуя себя… брошенным. Одиноким.
Выход на крышу забран решёткой, и я шагаю вниз. С каждой ступенькой нарастает чувство одиночества и страха. Я словно умудрился заблудиться в паре пролётов. Шаги даются мне с трудом, будто воздух стал вязким и густым, и я в очередной раз поворачиваю — и замираю как вкопанный.
Лестница обрывается, как предсмертный вдох. Пара ступеней висит в воздухе, а дальше — ничего. Внизу торчат куски арматуры, обломки камня и бетона. Среди всего этого стоит Марианна. Её платье — оливкового цвета. Не как гроздь оливок, висящих на ветке, а как зелёное платье, вдоволь полежавшее в земле и пропитавшееся трупным ядом и соком почвы.
Она поднимает на меня взгляд подёрнутых белой плёнкой глаз. Синеватые пятна на её коже разрослись, покрывая почти всё тело. Я протягиваю к ней дрожащую руку и вижу, как из моего предплечья торчит обломок кости. Мои пальцы, как и её, посинели, они выгнуты под неестественными углами. Я силюсь закричать, но мои связки уже давно не работают. Глядя в её глаза, я понимаю — я не единственный, кто не может отсюда выбраться. Невольно делаю шаг к ней, совсем позабыв об обрыве, и падаю туда, прямо на арматуру и бетон, прямо к её ногам.

Я открываю глаза в своём номере. По телевизору — белый шум, программа без изменений, трещина пересекает экран. Мой чемодан стоит рядом с изголовьем. На столике — газета трёхдневной давности, выглядящая так, будто её ели гусеницы. Можно разобрать отдельные слова про авиакатастрофу. Про самолёт, разбившийся где-то над Волгоградом и унёсший с собой в самолётный рай жизни нескольких десятков пассажиров. Самолёт, с которого, я считал, я сошёл несколько дней назад.
Меня начинает бить крупная дрожь. Тот факт, что я уже давно мёртв, как и все здесь, упорно отказывается укладываться в моём сознании. Я смотрю за окно, где мне видно всё меньше из-за белой плёнки на глазах, и в мозгу бьётся лишь одна мысль: мне надо вырваться.

Словно отвечая на неё, створка окна распахивается. Я жадно тяну руки наружу и вижу, как кожа розовеет. Чувствую невероятную боль в изломанных пальцах — такую, что отдёргиваю руки, превозмогая дурноту.
Отель словно издевается надо мной.
Я замираю у окна, вцепившись в подоконник. Жизнь встречала меня не только физической болью — перед глазами плыла вереница одиноких вечеров, тоски и разочарования в жизни, пустоты в душе. Кто знает? Может, я останусь инвалидом, выбравшись отсюда? Овощем? Смогу лишь моргать и думать? Чем такая жизнь лучше смерти?
Воздух вокруг меня наполняется непонятными, неразборчивыми звуками. Оглянувшись, я почти не удивлён, обнаруживая за своей спиной всех прочих постояльцев отеля. Всех, кто летел со мной на этом самолёте. С полусгоревшими телами, полусгнившими лицами, они окружают меня.
На моё плечо ложится желтоватая рука, и я осознаю — ещё немного, и выбора у меня не останется. Дёргаю на себя ручку окна, но открывается лишь одна створка — слишком узкая для меня. Проклиная всё на свете, я высовываюсь в неё, стараясь хоть как-то, ломая рёбра и пробивая лёгкие, протиснуться наружу — и вижу это.

Входная дверь отеля прямо под моим окном распахнута настежь.

Я бросаюсь наружу, к дверям своей комнаты. Трупы начинают шевелиться, бормотание становится угрожающим. Выбежав в коридор, я оскальзываюсь, едва не падаю — ковёр стал липким и скользким от следов босых мёртвых ног. У меня лишь одна надежда — что вторая лестница осталась целой и невредимой.
Я бегу и бегу, ступеньки кажутся нескончаемыми. Наконец шагнув на расползающийся под ногами ковёр вестибюля, я едва не кричу от радости. Дверной проём маячит прямо передо мной. Жизнь, перерождение, свобода — на расстоянии вытянутой руки.
И тут я слышу прямо за собой женский крик.
Обернувшись, я вижу руку, тянущуюся ко мне. На ней повисли обрывки серой шали. Талию, стянутую выцветшей зеленью, крепко держат две руки.
Я мог ринуться вперёд — и выжить. Мог оставить девушку, о которой я ничего не знаю. Мог наконец-то перестать тратить свою бесценную жизнь на жалость к себе. Я мог бы…
Я хватаю холодную кисть Марианны и притягиваю её к себе.
На наших телах смыкаются руки мертвецов — десятки рук. В распахнутую дверь бьют солнечные лучи. Шипя от дикой, невыносимой боли, я кубарем выкатываюсь наружу, обнимая мёртвую девушку. Теряя сознание, я успеваю лишь заметить, как наливается цветом зелёный шёлк — зелёный не как стены поликлиники, а как молодая трава, в которую я уткнулся лицом.

***

— Молодой человек!
Я вздрагиваю и оглядываюсь. Очередь к стойке регистрации за мной — препорядочная, и женщина в форме недовольно покашливает.
— Вы лететь-то будете?
— Пожалуй, нет, — я улыбаюсь, оставив её в негодовании, смешанном с изумлением, и шагаю вдоль длинной очереди обратно, таща чемодан за собой.
Мой взгляд выхватывает из толпы ярко-зелёное пятно. Я бросаюсь к нему, расталкивая людей по пути.
— Марианна!
Она вздрагивает и оборачивается.
— Марианна. Ты посчитаешь меня сумасшедшим, наверное. Я знаю… знаю очень немногое, на самом деле, но это самое важное. Я знаю, как тебя зовут. И знаю, что этот самолёт разобьётся. И я не хочу, чтобы это происходило с тобой.
Я стою перед ней, комкая в руках свой уже ненужный билет, и чувствую себя ужасно по-дурацки. Не смею поднять на неё глаз, зная, что наткнусь на откровенное изумление и презрение.
— Прости, — тихо бормочу я, разворачиваюсь и иду в зал ожидания, чувствуя на себе её взгляд.

Я сижу, уставившись в висящий на стене экран. Близится девятичасовой выпуск новостей. Я слишком хорошо знаю, что увижу там — но всё же смотрю, опустошённый, с горечью где-то на донышке.
По бегущей строке заторопились алые буквы ‘Экстренный выпуск’. Все пассажиры моего самолёта неожиданно для себя приземлились раньше времени, попутно превратившись в тех поломанных неживых существ, от которых я час назад пытался убежать в отеле. Меня бьёт крупная дрожь. Весь аэропорт заполнили крики и плач потрясённых людей.
Ватные ноги несут меня на улицу. Сигарета. Несколько раз обжигаюсь, прежде чем успокаивающий дым заполняет лёгкие. Не помню, когда я курил в последний раз.
Гравий хрустит под моими ногами, сумка оттягивает руку книзу. Я иду, уставившись в землю.

— Эй, постой! Да подожди же!
Я оборачиваюсь. Зелёное платье цвета первой листвы, пушистая шаль, испуганный, но благодарный взгляд. Дрожь постепенно уходит.
— Спасибо, что поверила мне. Я видел что-то странное, там была ты, и я, и все эти несчастные люди и…
Она берёт меня за руку своей тёплой, живой рукой и жестом просит, чтобы я замолчал.
Она жива. И в этот момент, посреди ночи, на холодном гравии дорожки под равнодушным светом фонарей, ничто больше не имеет значения.

vk /wall-68662114_215572

Среди неприглядных серых домов на окраине города притаилась полуразрушенная пятиэтажка. Она смотрит на окружающие ее высотки и любопытных прохожих обгорелыми глазницами своих окон. Местные жители привыкли к ней, как наш человек привыкает к грязным и мерзко пахнущим мусорным бакам, загаженным подъездам или к жизни своей, которая наполнена всяческой мерзостью, которую легче не замечать, нежели бороться с ней.


Показать целиком..

Среди неприглядных серых домов на окраине города притаилась полуразрушенная пятиэтажка. Она смотрит на окружающие ее высотки и любопытных прохожих обгорелыми глазницами своих окон. Местные жители привыкли к ней, как наш человек привыкает к грязным и мерзко пахнущим мусорным бакам, загаженным подъездам или к жизни своей, которая наполнена всяческой мерзостью, которую легче не замечать, нежели бороться с ней.
Раньше этот дом был студенческим общежитием. Местом, где я постигал инженерную премудрость, местом, которое и сейчас, по прошествии многих лет, заставляет мою кожу покрываться мурашками, а в сердце запускает холодное ощущение ужаса.
События в доме номер пять по улице Гагарина происходили стремительно, а я стал их невольным и непосредственным участником. Но все по порядку…
Шел пятый и последний год моей учебы в университете. Диплом потихоньку обрастал новыми главами и толстел на глазах, а я расслабленно и самоуверенно рыскал по крупным компаниям, уверенный в своей инженерной уникальности.
В начале учебного года ко мне в комнату подселили первокурсника Макса. Парень оказался более чем адекватным, из тех, которых не нужно перевоспитывать и учить премудростям жизни вдали от мамы. Мы с ним сразу нашли общий язык. Друзьями, правда, не стали, но уважали личное пространство друг друга.
Изменения в нем я заметил сразу. Вернее, я заметил некую закономерность его поведения. Спустя полгода учебы, каждый день, около трех часов ночи, он поднимался с кровати и выходил в коридор. Поначалу я не придавал этому значения, но вдруг это обстоятельство приобрело постоянство, которое стало вызывать у меня любопытство, а затем и опаску. Так продолжалось недолго — всего неделю.
Макс изменился. Стал неразговорчив и скрытен. Он и прежде не проявлял особой общительности, но теперь же, казалось, и вовсе замкнулся в себе. В один день я не выдержал и, включив в комнате свет, стал его дожидаться.
Прошло около часа. Он вошел и на мгновение замер, не сразу сообразив, что произошло. Я внимательно посмотрел на его лицо:
— Слушай, — сказал я, — это не мое дело, конечно, но, чёрт возьми, что происходит? Думаешь, я такой идиот и не заметил в тебе перемену? Что случилось, приятель?
Он пришел в себя от неожиданности, и выражение его лица изменилось. Холодная гримаса ненависти исказила его, и он ответил, чеканя слова:
— Не твое собачье дело, приятель.
— Что? Ты в своем уме? Если у тебя что-то случилось, то сейчас самое время рассказать об этом.
Макс не сводил с меня глаз.
— Да пошел ты! — выкрикнул он. — Нихуя ты не знаешь! Понятно тебе?! Да что ты вообще понимаешь?! Я повторюсь, если ты туп, как бревно, – это не твое собачье дело.
Резким движением он нажал на выключатель, и комната погрузилась во тьму. Макс прыгнул в кровать и еще долго ворочался в ней. Думаю, он не спал тогда. Я тоже.
То была ночь пятницы, а днем я уехал к себе домой. Положение дел меня не устраивало. Я все никак не мог выбросить из головы его лицо. Клянусь, еще никто и никогда на меня так не смотрел. Холодок пробегал по моей спине, даже когда я просто вспоминал об этом. Я принял решение еще раз поговорить с Максом, а если это не поможет — говорить на уровне деканата о его переселении. Неадекватный сосед меня никак не устраивал. Черт его знает, что было в его голове.
Вот только поговорить с Максом мне не удалось. Его не было, когда я вошел в комнату по приезду. Все вещи лежали на своих местах, но сам мой сосед пропал. Я было решил, что он где-то с кем-то проводит время, но и вечером его не оказалось на месте. Готовя ужин на кухне, я услышал, что играет знакомая мелодия на телефоне. Знакомый вызов. И действительно, звук доносился из нашей комнаты, а его причиной был телефон, лежавший под подушкой. Он принадлежал Максу. На экране была короткая надпись: «МАМА». Трубку я не взял, думая, что он все-таки вскоре объявится.
Мама ему звонила еще трижды с небольшими промежутками. А Макс тем временем пропал окончательно. Утром и весь следующий день он отсутствовал. Я решил поспрашивать его одногруппников, но они лишь разводили руками, говоря, что видели его в последний раз в пятницу вечером в туалете, в тот день, когда я уехал. По их словам, вел он себя странно. Просто стоял и молча смотрел в зеркало, не реагируя на людей.
В общем, я решил звонить его родителям. Мама была в панике, и первом, что я услышал в трубке, было это:
— Господи, Максим, что ты творишь? Куда ты пропал? С тобой все в порядке?
Я представился и все пояснил. О таком сложно говорить. Я всегда представляю в таких ситуациях свою маму…
Она приехала утром. Мы пошли в милицию и составили заявление. Участковый записал мои показания, а потом мы прошлись еще раз по всем знакомым и друзьям Макса. Как оказалось, дружеских отношений он ни с кем не водил. Держался отстраненно, учился хорошо. В группе, судя по словам знакомых, пользовался уважением. Его мама, Лидия Петровна, все это время жила со мной, в нашей комнате.
Вечером накануне ее отъезда у нас произошел разговор.
— Даня, скажи мне, — начала она, — не замечал ли ты за Максимом странного изменения в поведении?
Признаться, я был рад такому вопросу. Наша ссора не выходила у меня из головы. Милиции я ничего не говорил о ночных походах Макса. Сам не знаю, почему.
— Да. Перед мои отъездом у нас произошла странная ссора.
Я рассказал ей о нашем последнем разговоре.
— Думаешь, он жив? – спросила она, после долгой паузы глядя перед собой в стену.
— Я не знаю, — тихо ответил я.
— Что-то с ним произошло. Что-то нехорошее.
Ответов не было. Они появились спустя несколько дней после отъезда мамы Макса.
Меня разбудил тихий звук. Вроде кто-то несмелой рукой стучит в дверь. Была ночь, в комнате царила тьма, хоть глаз выколи. Шторы я всегда задергивал, так как солнце по утрам часто не позволяло мне выспаться. Стучали вроде как в дверь, но, очнувшись после сна, я подумал, что мне это просто приснилось. Кажется, я вновь уснул, и вновь меня разбудил этот тихий стук. Проснувшись во второй раз, я сел на кровать и стал прислушиваться. Тихо. Ничего, кроме мерного отстукивания секундной стрелки будильника. Я посмотрел на часы. 03:03. Стало не по себе. Это время несло в себе плохие воспоминания. Все же я заставил себя успокоиться и вновь лечь в постель. Укрывшись одеялом, я вновь услышал этот стук, только он был как бы вдали – доносился откуда-то из коридора. Тук-тук-тук, потом пауза и вновь троекратное постукивание.
Бред. Встав с постели, я включил свет. Ничего. В комнате все также буднично и привычно, только вот стук повторялся и повторялся. Он не становился громче или тише, а просто был у меня в голове. Его источник был недоступен глазам.
Я открыл дверь в коридор. Пусто. Где-то в мужском туалете капает вода. И… Кажется, стук доносится именно оттуда. Надев шорты и футболку, я вышел в коридор и направился к туалету. По мере приближения стук стихал, а когда я открыл дверь и вошел, он и вовсе прекратился.
“Что за пиздец?” — пронеслось у меня в голове.
Мужской туалет представляет собой помещение, разделенное надвое. В одной половине стоят четыре кабинки с толчками, в другой — четыре умывальника. Оглядев обе части, я решил отлить и зашел в одну из кабинок. И как раз в этот момент стук вновь возник и стал очень громким. И очень близким. Он исходил из той половины, где были расположены умывальники, в этом уже не было сомнения.
— Да ебаный ты в рот, — выругался я громко, пытаясь прибавить себе храбрости.
Стук не прекращался. Это уже не было троекратное стыдливое постукивание. Это был настойчивый стук, будто кто-то был очень недоволен, что его не впускают внутрь. И каким же было мое удивление, когда я ничего не обнаружил. Вернее, я не обнаружил причины стука. Но откровение, свалившееся в ту же секунду, повергло меня в шок. Стучали из зеркала, которое висело над умывальниками!
Я еще раз убедился, что не спятил. Зеркало просто таки ходило ходуном от ударов.
В нем не было ничего необычного, кроме того, что мое отражение немного искажалось от стука. Я рискнул подойти ближе. Когда мое лицо оказалось на расстоянии вытянутой руки, краем глаза я заметил нечто похожее на круги в воде, после того как в нее бросишь камень, а потом нечто напоминающее руку…
Волна ужаса накрыла с головой, но было слишком поздно. Рука ухватила меня за ворот футболки и сильно потянула в направлении зеркала. Все, что я успел сделать — это упереться руками не в само зеркало, а в стену, на которой оно висело. Это и спасло меня в итоге. Притяжение было слишком сильным и резким, но мне удалось удержаться, и внутрь зеркала (да-да, вам не показалось) попала лишь моя голова, а мышцы спины и рук, путем неимоверных усилий, все-таки удерживали меня снаружи.
Голову словно засунули в холодный погреб. Ощущения были очень схожи. Глаза я инстинктивно закрыл, боясь удара о стекло. Конечно, я был удивлен, когда его не последовало, а вместо него ощущалась прохлада и чье-то дыхание. Было нетрудно догадаться, что рука, выскочившая из зеркала, видимо, также принадлежит тому, кто дышит вблизи от меня. Этот кто-то пытался затянуть меня полностью, но я все еще изо всех сил упирался в стену.
Когда я открыл глаза, передо мною стоял Макс.
Он ухватил и держал меня одной рукой. Выглядел так же, только был немного бледен и в странной одежде. По выражению его лица я заметил, что внутри него происходит нешуточная борьба. Макс все еще держал меня одной рукой, а другая, все еще сомневаясь, то опускалась, то вновь оказывалась в миллиметре от моего воротника. Если бы он подключил и вторую руку, шансов у меня не было бы. Поразительная сила была в его хватке.
Макс смотрел на меня так, будто бы встретил давно знакомого человека, только не мог припомнить, кто перед ним. Я же хотел ему что-то сказать, но картина места, куда я попал, заставила меня промолчать. Это был длинный темный коридор, уставленный зеркалами во всю его длину. Возле каждого стояло по человеку в белой похожей на больничную одежде. От зеркал исходило небольшое голубоватое свечение, и оно было единственным источником света в этом странном коридоре. Люди, стоявшие возле зеркал, по крайней мере, те, которых я видел, все без исключения шатались на месте и склоняли голову то в один бок, то в другой, периодически стуча в зеркальную поверхность перед собой. Эта пляска на месте напоминала движения зомби.
Макс всё еще вглядывался мне в лицо, пытаясь вспомнить, кто я, а тем временем светловолосая девушка, стоявшая недалеко от него, перестала стучать, а потом резко засунула руки внутрь и вытащила оттуда парня лет шестнадцати. Вытащила полностью, а не так, как вышло со мной. Зеркало вспыхнуло ярко-оранжевым пламенем, и в коридоре раздался страшный рёв. Я даже не хотел представлять, кто может издавать такие звуки. Переведя взгляд на Макса, я попытался что-то произнести, но вышла какая-то абракадабра. Хотя даже она отозвалась искрой в его глазах.
— Янад? — спросил он.
— Отч? — вырвалось у меня из груди, и тогда я понял, что в мире зазеркалья все слова произносятся задом наперед:
— Ад! Ад! — крикнул я, и до меня дошло, насколько же подходящим сейчас являлось это слово и как же хорошо оно характеризует это место.
Рёв приближался, а Макс всё сомневался, отпускать меня или нет. Потом тень накрыла все кругом. Я поднял голову и обомлел. Что-то похожее на химеру со старых соборов готического стиля, сверкая зелеными глазами и прижав к туловищу перепончатые крылья, неслось прямо к нам. Оно издавало противный леденящий душу вопль торжества.
Макс отпустил меня.
— Иди, — сказал он короткое слово, которое читалось в обоих направлениях.
Времени не было, я протянул ему руку.
— Мидоху!
Макс с надеждой взглянул на меня, потом дал руку, но тварь. приземлившаяся возле подростка, резко обернулась и заметила нас. Она взвыла и бросилась в нашу сторону.
— Ного, акчобмут, кинвенд… — такими были последние слова Макса, прежде чем тварь схватила его и со страшной силой ударила о пол. Я закричал, а этот чешуйчатый зеленоглазый монстр метнулся в мою сторону, выставив вперед лапу.
Сделав резкое, насколько это возможно, движение назад, я упал на плитку в туалете, а из зеркала вынырнула темно-зеленая чешуйчатая лапа с загнутыми когтями. Несколько секунд она шарила вокруг зеркала, а потом исчезла внутри. Стекло застыло. Стук прекратился.
В туалете было пусто, и, видимо, никто не заметил произошедшего. Только дроссели люминесцентных ламп гудели под потолком, да еще стук моего сердца и прерывистое дыхание нарушало тишину. Поднявшись с пола, я ощутил боль в спине и руках. Макс очень сильно тянул меня, и теперь это давало о себе знать. В коридоре так же было тихо. Общага спала мирным сном, даже не догадываясь, в какой опасности пребывают её обитатели, а я, немного пошатываясь, шел по коридору к себе в комнату. Моей целью был дневник в тумбочке Макса.
— Ного, акчобмут, кинвенд… — вновь и вновь проносились его слова в моей голове.
Дневник, тумбочка, огонь – вот, что они означали.
Я обнаружил дневник сразу. Лежал он под тумбочкой Макса. Вот некоторые выдержки из него.
«...сегодня ночью произошло нечто из ряда вон выходящее. Я, как обычно, перед сном чистил зубы. Время давно перевалило за полночь — новый фильм заставил меня просидеть так поздно. В туалете было пусто. Когда я уже практически все сделал, то вдруг услышал слабое постукивание и не поверил своим глазам, когда понял, что оно доносится из зеркала. Осознание этого обстоятельства буквально пригвоздило меня к полу. Я испугался, собрал свои вещи и быстро направился в комнату. Даня спал, а я проворочался до утра.»
«...стук повторился сегодня ночью. Он буквально звенит у меня в ушах, не давая уснуть. Всё начинается около 03:00. Звук усиливается, если я пытаюсь его игнорировать. УЕсть одна странность — его слышу только я. Почему я? Господи, помоги мне справиться с этим…»
«...я не в силах терпеть это. Сегодня ночью зеркало буквально ходило ходуном. В туалете были люди, и мой вид насторожил их. Да и не удивительно — я тупо стоял напротив зеркала и глядел на него. Наверное, они подумали, что это псих какой-то. Среди ночи я встал с кровати и вновь пошел на звук. Молодая девушка, казалось, мелькнула в зеркале, она вроде как манила меня к себе. Она очень красивая и… грустная. Мне кажется, ей плохо. Сейчас почти утро. Я помогу ей. Сегодня я прикоснусь к этому зеркалу. Будь что будет.»
«...господи Боже, если ты есть, спаси мою душу. Меня едва не затянули в зеркало… Там страшно. И там эта тварь… Девушка из зеркала схватила и едва не утащила меня внутрь. Хотя она не хотела этого. Она плакала и постоянно повторяла:
— Ного! Ного! Латроп Жотчину!
Эти слова не дают мне покоя. Что они значат? Мне показалось, что эта тварь заметила меня. Что значат эти слова? Что это за язык? Слишком мало времени у меня было. Я не успел расспросить её. Кажется, стук немного приутих. Завтра я всё выясню, я всё узнаю, чего бы мне этого не стоило.
Видимо, я очень странно себя веду. Постоянный стресс измотал и изменил меня. Поссорился с Даней. Я был неправ. Был неправ.
Завтра (подчеркнуто).»
Это последняя запись.
Все было ясно. Мне оставалось лишь сжечь к чертовой матери этот портал и всё общежитие, если понадобится.
Стук я слышал каждый день и каждый день проносил в общежитие бензин.
Через несколько дней, дождавшись выходных и праздничных дней — было 8 марта, я среди ночи облил туалет с зеркалом бензином и поджег. Огонь вспыхнул. Стекло казалось и не стеклом вовсе, а смесью почище бензина, оно очень интенсивно загорелось зеленоватым пламенем. Как только я поджег туалет, сразу же поднял тревогу. Люди выбегали на улицу. Их было немного. Кто с вещами, кто без. Некоторые свои пожитки я оставил в комнате, чтобы не вызвать лишних подозрений. Шипение и необычные зеленоватые языки пламени уже достигли коридора, здание возгоралось очень быстро. Нужно было уносить ноги.
Пожарные тщетно пытались потушить этот огонь, казалось, он лишь набирал и набирал обороты. Даже днем здание продолжало гореть. Выгорело все, кроме стен.
Могу сказать, что я славно поработал — зеркала не было, а портал исчез.
Годами, по кусочкам, я собирал сведения об этом монстре. Имя ему Валдан — зеленоглазый демон зазеркалья.
Каждый день в мире исчезают люди. Бесследно и насовсем. Кто из них стал жертвой Валдана? Есть ли им число?

vk /wall-68662114_296874

Раньше я думал, что живые мертвецы не страшные. Ха-ха, неуклюжие зомби жрут мозги… Если и вам так кажется, послушайте одну леденящую душу историю. О том, как мне на всю оставшуюся жизнь расхотелось смеяться над фильмами про зомби.

Показать целиком..

Раньше я думал, что живые мертвецы не страшные. Ха-ха, неуклюжие зомби жрут мозги… Если и вам так кажется, послушайте одну леденящую душу историю. О том, как мне на всю оставшуюся жизнь расхотелось смеяться над фильмами про зомби. Ведь встреча с одной из этих тварей чуть не стоила мне жизни и рассудка. Это случилось, когда мне было всего только 22 года, в начале осени, лунной ночью. Мать в тот роковой день, как назло, попала в больницу, и кроме меня дома никого не было. Можете себе представить, какой это кошмар? Ночью. Один. В квартире. Уже от одного только осознания этого факта начинает тошнить.

Сначала я хотел спать с включенным светом, но очень скоро я понял, что так я точно не засну. Ни на какую работу мне вставать не надо, но режим сна нарушать нельзя. Кто знает, как долго мать пробудет в больнице? Так что я взял два фонарика, туалетную бумагу, кухонный нож для самообороны и пакет с мукой. У кровати поставил небольшой тазик с водой. Сами понимаете, случись непредвиденное — в туалет в темноте я бы не пошёл. Мукой я посыпал порог комнаты (в кино это вроде бы помогало от всякой нечисти). А потом осторожно погасил свет. Заснуть всё равно не получалось: я банально боялся прикрыть глаза хотя бы на минуту. В общем, так лежал я с открытыми глазами, обнимая фонарики, ждал рассвета и проклинал мать с её слабым здоровьем.

Не знаю, как долго я так пролежал. Счёт времени я потерял, а часы захватить забыл, но идти за ними было уже слишком опасно. Дремота потихоньку начала забирать меня в объятия сна, пока оттуда меня не выдернул какой-то хруст. Похолодев, я прислушался и понял, что хруст раздаётся из-за приоткрытого окна. Это были шаги. Прямо под окном, по сухой траве кто-то медленно шёл. Кто-то на двух ногах. Но звук был нечеловеческий. Он волочил ноги, как будто конечности его плохо слушались и цеплялись за всё подряд. Так ходят только... Зомби?

Тут же всю мою сонливость как рукой сняло. Почти сразу я услышал то ли завывание, то ли стон, а затем бормотание голоса с какой-то хрипотцой. Тянского голоса, вот только люди так не разговаривают. Так разговаривают только… Правильно: зомби! Эта тварь вроде бы говорила по-русски, но слов было не разобрать. И я сразу догадался почему: её язык, наверняка, успел сгнить в могиле, да и всё остальное горло тоже. Теперь это уже не тян – это оживший мертвец. Сомнений не было. Наверняка оно ещё и голодное. Ой блядь, я же забыл посыпать мукой подоконник! Ой, какой дурак…

Я рывком сел на кровати, прижался к стене, схватил нож и натянул одеяло до подбородка. Как убить ножом то, что уже мёртво? Этот вопрос беспокоил меня в последнюю очередь. Моё состояние вообще было трудно назвать беспокойством. Это была чистая паника. Хотелось укрыться с головой, но я боялся, что не замечу, как оно полезет в окно. А просто выбежать на улицу и звать на помощь в одной пижаме… Стыдно. Даже если там, в городе уже настоящий зомби-апокалипсис, и улицы заполнены этими шаркающими чудовищами. В реальность меня вернул голос мертвечихи. Я сумел разобрать только одно имя:

— Оль… Оля…

Тварь звала кого-то по имени Оля! Кто это? Её сестра? Или дочь? Она умерла вместе с ней? Или ещё жива? Кто знает, сколько эта тварь пролежала в земле? Быть может, она и не знает, что её дочь не живёт здесь уже полвека? Или её из ревности отравила сестра, и теперь она вернулась из могилы за местью? Или она просто пришла по привычному маршруту, а всякие словечки повторяет тупо по старой памяти?

Судя по голосу, зомби-тян умерла очень молодой. Быть может, на момент смерти она была даже моложе меня… Я же знал, что до нас здесь жили какие-то люди. Потом что-то произошло и они исчезли. Что именно случилось, мне было неизвестно, но это точно было что-то страшное. Иначе здесь не творилась бы такая чертовщина. Пока я строил предположения, моё подсознание различило ещё несколько слов:

— Оль… Открой дверь… П-пожалуйста…

Блядь! Приехали… Неужели оно почуяло мою живую плоть и действительно приняло меня за свою давно умершую дочь? Мертвецам ведь всё равно, какого пола живые. Или оно голодно? Тогда мы для них просто еда. Дверь… Может, на месте окна раньше была дверь? Этот дом когда-то перестраивали… Шторы были задёрнуты, но лунный свет отбрасывал на ткань тень от головы твари. Её иссохшие мертвяцкие волосы были растрёпаны. Голова болезненно качалась из стороны в сторону на фоне мелькающих веток, как будто она пыталась заглянуть в квартиру сквозь шторы.

Я уже был готов обосраться в прямом смысле слова. Тварь точно знала, что здесь есть кто-то живой, и уходить не собиралась. Что же делать? Я уже было начал креститься и читать молитву, но потом вспомнил, что я атеист и поэтому бог не станет мне помогать. Всё, мне пиздец…

— Оль… П-пусти… Сука…

Внезапный треск за окном заставил меня забыть о молитве и подпрыгнуть чуть ли не до потолка. Тварь как-то особенно гневно взвыла, и тени от кустов замелькали в лунном свете. А тень её головы нырнула вниз и влево. Звук был такой, как будто грохнулось что-то тяжёлое. Бормотание стало сердитым и громким. Похожим на… мат? Оно что, ругается? Или… Неужели гадина настолько оголодала, что набросилась на какую-нибудь кошку, проходившую мимо? И сейчас пожирает её, взбешённая жаждой свежей плоти…

Вот это уже был полный и безоговорочный пиздец, дамы и господа… Вы представить себе не можете моё состояние. Я дрожал всем телом так, что кровать тряслась вместе со мной. До такой степени раскрыл глаза от ужаса, что веки болели. А ещё я боялся, что тварь за окном услышит, как случат мои зубы, поэтому зажал рот свободной рукой и задержал дыхание. Кошку, значит, решила сожрать? Да хоть человека! Хоть десять человек! Хоть весь мир! Лишь бы не меня…

То, что случилось потом я вряд ли смогу описать точно, так что повествование, возможно, получится обрывочным (как и моё восприятие в тот момент). В оконном проёме снова появилась тень головы твари. Потом руки. А когда это чудовище ВНЕЗАПНО застучало в стекло, я почувствовал, что теряю ощущение реальности. В ушах как-будто зазвенело. Тень метнулась, на этот раз, вправо и исчезла. Потом у меня в глазах потемнело, и я понял, что слух вот уже несколько секунд режет непрекращающийся визг. Кричала какая-то женщина… Оля? Нет. Целая вечность ушла у меня на то, чтобы осознать: это кричу я сам. Но крик не помог мне остаться в сознании и я, скорее всего, вырубился на какое-то время.

Когда я пришёл в себя, за окном уже никого не было. Как долго я просидел в отключке? Минуту? Час? Голова болела. В нос ударила не слишком приятная вонь. Мертвечина? Нет, дело было в другом. Посмотрел бы я, как вы контролируете свой кишечник в такой ситуации. Я мгновенно вскочил и включил свет во всей квартире. Потом быстро принял душ, поменял простыню, переоделся в чистую пижаму и снова нырнул под одеяло. Из глаз ручьём хлынули слёзы. Я понял, что нет смысла сдерживать эмоции или пытаться что-то осознать, а просто обнял подушку и проплакал до самого утра.

Две недели после этого я провёл в депрессии. Не мог ничего есть (приходилось, в буквальном смысле, «заправляться» едой), спал два часа в сутки, боялся выходить из дома. Ночи проводил, уставившись в окно и молясь Нурглу (а кому ещё я мог молиться?), чтобы снова не услышать те самые шаги, а потом не увидеть тень головы с растрёпанными, как солома, волосами… Матери я ничего об этом не сказал. Она бы всё равно не поняла. До её прихода я успел кое-как прибраться и вынести грязное бельё на помойку. И, конечно, после этой ночи я стал ненавидеть её ещё сильнее. Как она могла бросить меня в такой момент?

Тем не менее, в ту ночь я получил бесценный опыт. Им-то я и хочу с вами поделиться. Однажды в детстве, когда я нашёл спрятанные матерью шоколадки, она сказала, что-то вроде «у тебя научный склад мыслей». Так вот, опытным путём я выяснил, что громкий крик может отогнать нежить! Так что если вам когда-нибудь встретятся ожившие мертвецы – не пытайтесь бежать. Остановитесь, подпустите их поближе, а затем кричите, что есть сил. А лучше визжите. Чем выше будет ваш крик – тем лучше. Знаю, звучит глупо, но это реально работает. Удачи. Храни вас Дедушка Нургл.

– Нет, ты представляешь, все забрала! И шнур от компа, и приставку, и мобилу! Я даже свой канал вести не могу!

Показать целиком..

– Нет, ты представляешь, все забрала! И шнур от компа, и приставку, и мобилу! Я даже свой канал вести не могу! – громко и с досадой жаловался Максим.

На дворе стоял солнечный весенний денёк. Холод зимы уже почти отступил, и во дворах стало появляться все больше и больше детворы, готовой веселиться и валять дурака еще очень долго. Среди вывалившейся во двор тучи детей были и Андрей с Максимом. Вдохнув не очень чистый, но очень долгожданный воздух, ребята направились к скамейке в парке. Футбол, в который круглые сутки рубились другие мальчишки — это не для них, классики — тоже, а для «квача» они чересчур медленные. Кроме друг друга они ни с кем больше не общались, но было у них кое-что более важное: воображение. Именно из-за него мальчикам никогда не бывало скучно вместе. И вот, как всегда примостившись на скамейке, друзья принялись болтать.

– А чего наделал-то, опять кол заработал? — спросил Андрей у горе-видеоблоггера.
– Да не, мама про кол не знает еще. Там другое дело. Я, короче, решил видео про топ 5 лайфхаков заделать. Показать, как кот всегда на лапы приземляется. Я его из окна выкинул, а этот жирный урод себе лапу сломал как-то. Мама много денег отдала, чтобы его залечили.
– Да-а-а-а, проблема. Ну, учитывая, что мы с тобой на восьмом живем, то коту еще повезло, – звонко смеясь, пролепетал Андрей. – Кстати, все спросить забываю, ты как, вчера ночью видел комету?
– А то, здоровенная такая! Когда летела, я даже испугался немного, если честно.
– Я спал тогда, и вдруг меня будто что-то разбудило. Я к окну подошел — а там она летит.
– Ха, разбудило его! Что загадал-то хоть, выдумщик?
– Нельзя же говорить, не сбудется.
– Не верю я во все это, глупости. Если загадал, то уже не пропадет – это наука. Мне вот одна приставка понравилась, чувствую, что её-то мама и подарит на день рождения.
– Как знаешь, все равно не скажу, — отрезал Андрейка.
– Не сильно и хотелось. Да и вообще: как вспомню, что подписчики мои бедные без новых видео останутся... – Лицо Максима приняло ужасно грустный вид, а в голосе зазвучали нотки разочарования. – Как теперь быть?!
– Да ладно тебе, не кисни. Кстати, я тут новую игру придумал. Смотри, вон сколько людей здесь проходят постоянно. А давай угадывать, кто из них чем занимается? Как настоящие детективы, как Шерлок Холмс! Ну или просто фантазировать, кто на кого похож.
– Ну, давай попробуем. — Максим пожал плечами. — Все равно заняться нечем.

– Вон, смотри, возле урны! – Андрей показал пальцем на мужчину средних лет в дорогом костюме. Тот уверенной походкой двигался в сторону парковки и осторожно придерживал большой, видимо, забитый до отказа, портфель. – Давай о нём поговорим! Вон, видишь, какой он угрюмый, нервный. Думаю, хорошо было бы, если его портфель оказался бы полным конфет: жевательных, леденцов... И еще этих мерзких, с кокосом.
– Да, да! — закивал головой Макс. — А вон он в свой джип чёрный садится, прикинь, если бы он летал? Вот умора-то!
– Смотри, парень идет. Какой взрослый, лохматый... На бандита похож. Небось, что-то украсть идет. Куртка кожаная, такие в фильмах только у бандитов, а фильмы-то врать не будут.
– Точно-точно! Теперь моя очередь. Смотри, какая красивая!
– Да-а-а, — восхищенно протянул Андрей, глядя на молодую женщину, спешившую куда-то в сторону соседних домов.
– Папа говорит, что женщину красивой делают её дети. Представляешь, сколько у неё детей?
– Ничего себе, наверное, с полсотни. Ух ты! А платье у неё такое ярко-красное, как клубника!
– Ммм, люблю клубнику.

Пока мальчики общались, к ним сзади подкралась девочка лет семи с веснушками и яркими рыжими волосами, заплетенными в косички.
– Бу! – крикнула она и звонко засмеялась. – Испугались? Ладно, не бойтесь, солдат ребенка не обидит! Меня Катя зовут. Вы это, мальчики, не хотите с нам в прятки поиграть?
– Ну-у-у, можно... – с осторожностью проговорил Андрей.
– Да! — кивнул Максим. — Погнали! Я лучше всех в лагере играл...

***
Мужчина в черном деловом костюме вышел из лифта и направился к ресепшену.
– О, Игорь Владимирович, доброе утро! — секретарша вежливо улыбнулась ему. — Генеральный с акционерами уже собрались в конференц-зале. Ждут только вас.
– Здравствуй, Леночка, у меня всё готово, – мужчина похлопал ладонью по портфелю. – В этом кожаном красавце все документы по слиянию, и я чувствую, что сделка пройдет на ура.
– Удачи вам. Говорят, япошки в хорошем настроении!
– Спасибо, надеюсь, она не понадобится.

Через пару минут статный Игорь Владимирович уже стоял перед делегацией из Японии и важными шишками из "TRANS-national Corporation Something". Все внимательно смотрели на докладчика и ждали, когда он начнет.
– Здравствуйте, уважаемые акционеры и представители корпорации "Shironaga sukujira Inc." – Игорь Владимирович запнулся, читая с бумажки название компании коллег, и продолжил. – Дорогие друзья, коллеги, мы уже утрясли все нюансы и сегодня готовы заключить сделку. У меня есть бумаги, одобренные юристами обеих компаний. Никакая из сторон не желает обсудить еще какие-либо детали? Нет? Ну, тогда перейдем к делу!

Игорь Владимирович подошел к столу, открыл свой портфель и обомлел. Сначала он на несколько секунд застыл в ступоре, а затем быстро подбежал к коммутатору, вдавил кнопку и громко проговорил:
– Леночка, срочно ответь, я пришел с портфелем, и у тебя на стойке его оставил, так?
– Нет, что вы! Вы с ним ушли, — донеслось оттуда.
«Чертовщина какая-то. Откуда там, черт возьми, взялись конфеты, да и где тогда бумаги?» – думал мужчина. Он опять вернулся к портфелю и начал рыться рукой в сладостях, но это не дало ни малейшего результата, а потому большая жила на его лбу раздулась и запульсировала от жуткого волнения.
– Игорь Владимирович, что-то не так?
– Э-э-э, н-е-ет, то есть да, все хорошо, одну секунду, — затараторил тот. — Мне нужно съездить домой за бумагами, срочно!
В конференц-зале поднялся гул: «Да как так можно!» «Что за безалаберность!»
– Извините, а что у вас в портфеле тогда? – напряженно спросил генеральный.
– Н-н-ничего.
– Так! А ну-ка дайте сюда! Сделку сорвать хотите! Конкурентам продались! – кричал генеральный, стараясь отобрать портфель.
– Нет, что вы, Феофан Сергеевич, и в мыслях не было, это просто форс-мажор... – закончив эту реплику, Игорь Владимирович все-таки вырвал портфель из рук нападавшего. Но вот незадача: застежка не выдержала, и все содержимое полетело на пол.
Всё руководство обеих компаний было в шоке, пока молчание не прервал личный переводчик главы японской компании:
– Извините, Господин Ямомото имеет желание попробовать во-о-н ту конфету, с кокосом...

***
Марк, парень двадцати лет от роду, студент истфака, шел в университет. Путь его, как обычно, проходил неподалёку от здания, принадлежавшего компании "TRANS-national Corporation Something". Парень предавался рутинным размышлениям, но тут его телефон зазвонил, и Марк отвлекся от витания в облаках и поднес трубку к уху.
– Алло.
– Привет, Марк, — раздался в ней бодрый голос одногруппника. — Слушай, у нас сегодня пары отменили: преподша по философии в декрет ушла. Мы всей группой в бар идем, подвалишь?
– О, клево! Я с вами!
– Отлично, ждем. Мы будем в «Мак-Ларенсе», если что.

И только студент направился в сторону метро, как в его голове промелькнула мысль: «А может ну его, это метро? На такси? А хотя... Денег нет, да и ждать его долго. А может... Нет, я ведь завязал! Черт, какой соблазн машину все-таки свистнуть! Потом вернуть, ну а пока к друзьям съездить, перед девушками покуражиться. Вон парковка этих бюрократов из корпорации, они такие напыщенные и высокомерные, что парковку практически никто не охраняет. Да почему бы и нет, чем черт не шутит?»
Студент истфака Марк, во времена шального детства на раз-два вскрывавший чужие машины, направился к подземной парковке, нервно оглядываясь по сторонам. Оно и немудрено: он не понаслышке знал, что в этом деле следует быть осмотрительным.

***
– Ага, нашла! – закричала Катя. — Только дурачок станет прятаться за деревом!
– Ну, уже все места разобрали, куда деваться было?
– Тебе бы только оправдываться! Кстати, ты знаешь, что у нас в доме сегодня произошло?
– Нет.
– А, точно, — нахмурилась девочка, припоминая. — Ты же не в моем доме живешь. Ладно, слушай: смотрю я телевизор в своей комнате и тут слышу крики с лестничной клетки. Мы с мамой выходим, а там милиция, врачи, еще люди... И крик какой-то детский. Оказывается, с нами в доме сумасшедшая жила, детей воровала, представляешь? Там пятьдесят малышей врачи вывозили. А она кричала, что не её, что подбросили. Ну не сумасшедшая? Вот как им еще в квартире взяться? А что самое смешное, что, говорят, её совсем голой нашли, в одной клубнике. Точно больная!
– Да-а, – протянул Андрей, – дела. А потом что было?
– А дальше...

Но Кате не дал закончить рассказ громкий крик. Сначала дети всего двора, побросав свои занятия, вертели головами, пытаясь найти источник крика, а потом все посмотрели вверх...

Там, в воздухе, прямо над головами детей, медленно, будто никуда не торопясь, пролетал черный джип. А из верхнего люка торчала патлатая голова какого-то парня. Он стучал по крыше машины, выкидывал из автомобиля коврики, аптечку и всякую всячину, а потом где-то зазвучали сирены спасателей.

Два мальчика, Максим и Андрей, стояли с открытыми ртами так долго, что, кажется, остолбенели, и только когда спасенный парень из автомобиля ступил на землю, весь красный от шока и стыда, Макс тихо прошептал другу: «Я, кажется, знаю, что ты загадал»...

vk /wall-68662114_369958

В детстве, я как и все остальные лазил там где не нужно. Болота, помойки, подвалы, покинутые или недостроенные здания. Но особый смак был в посещении крыш.


Показать целиком..

В детстве, я как и все остальные лазил там где не нужно. Болота, помойки, подвалы, покинутые или недостроенные здания. Но особый смак был в посещении крыш.

Прям человеком себя начинал чувствовать после того как тем или иным образом залезешь на крышу где до того не был. Друзья товарищи со двора были со мной солидарны и никогда не отказывались составить компанию. Разве что их за что то наказали и они не могли выйти.

В очередной раз полезли мы на крышу многоэтажки с конкретной целью - покурить там украденных у моего у бати сигарет. Ну и полюбоваться видами на родимый наш Усть-Пиздюйск ибо других многоэтажек было мало, а пятиэтажные хрущевки не могли загородить бескрайние просторы родины. И не важно что эту многоэтажку мы посещали неоднократно.

Ну и залезли. Благо, в те времена еще дома не взрывали и никто входы на крыши с подвалами не заваривал наглухо.

Вышли на покрытую рубероидом крышу, обошли будку в которой находился мотор и всякие важные узлы лифта и увидели то, чего тут быть не должно было - у противоположенного края крыши, прислонившись спиной к эээ бортику крыши сидел какой то хмырь. Хмырь был чахлый и малосольный, лет 25 может, но длинный как жердь. Голова была опущена на грудь, руки его безвольно покоились на вытянутых в нашу сторону ногах, а меж ног стояла бутылка какого то пойла. Не помню какого точно.

Я и еще двое моих "подельников" замерли. Дома в те времена не взрывали, а вот истории о выебанных в разных неподходящих для гуляния местах детишках можно было услышать часто. Поэтому мы насторожились и стали думать как нам техничнее отступить к выходу с крыши, пока этот хрен нас не заметил и не опидарасил. По крайней мере я стал думать.

Только только я стал пятиться назад, как этот тип поднял голову, взглянул на нас и тут же вскочил уронив пузырь, который покатился в сторону.

-Ага! - заорал этот уёбок, тыкая в нас пальцем - выследили блядь! И тут! Сука, на месте стойте. Никуда от вас не денешься...

Мы охуели и застыли на месте. Ремнем вбитые в нас установки о том, что взрослых надо слушать и уважать, взяли верх над поучительными лекциями о том что с чужими дядями разговаривать не нужно.

-Стоящий справа от меня Игорь протяжно заныл как это у него хорошо получалось:
-Дяяденька, может...
-Заткнись! Не приближайся! - взвизгнул тип и зачем то оглянулся по сторонам
-Я...- Игорь хотел было попытаться еще раз, но сам замолчал увидев как мужик замотал головой с такой силой что казалось щас она с его тонкой шеи слетит.Я молчал.

Мужик прекратил трясти головой, быстро быстро подобрал бутылку и выпил из нее. Огляделся по сторонам, еще раз выпил. Одна нога у него подрагивала, как будто он хотел пуститься в пляс и еле еле сдерживался. Игорь еле слышно прошелестел что мужик ёбнутый наглухо. Но это и так было понятно.

Мужик пританцовывал. Мы стояли. Дул ветер и гнал по небу серые облака.

Первым не выдержал Санек. Известный на весь район понторез, который славился тем, что ради того чтобы выебнуться перед опчеством вытворял всякие опасные штуки. Поэтому скривив презрительную ухмылку и плюнув сквозь зубы, он сказал "Нахуй", и пошел к выходу.

Мужик аж в лице изменился, побелел и выкатил глаза, после чего без слов швырнул свою бутылку в нашу сторону. Бутылка лопнула о стену лифтовой коморки, чуть не попав Саньку в ухо.

-ТЫ, - засипел мужик, шуруя рукой за пазухой, - я знаю, хочешь меня сзади обойти, не выйдет, я то..
-Я по воздуху ходить не умею, - дерзко ответил Саня снова цыкнув слюной сквозь зубы. Не будь нас рядом - так не выпендривался бы.

-Ты не умеешь?! Вы не умеете? Вы в калиновом, месяц назад, не лги, я помню, со всех сторон, я помню! Я вас даже без рогов узнал! - последние слова мужик снова провизжал с какой то беспомощной плачущей интонацией и наконец нашарив чего то под своей курткой победно извлек это на свет Б-жий и воздел руку к небесам.

В руке тускло блеснул нож. Щас то я понимаю что это был обычный кухонный нож. Разделочный или шеф. Но тогда мне показалось что в руках у него чуть ли не двуручный меч, которым он не сходя места может проткнуть нас троих одновременно. У страха блядь глаза велики.

Саня увидев такие дела сдулся, сжался и пустил шептуна. Игорь просто стал бледнее бледного и стал источать пот литрами. Я не знаю как я выглядел со стороны, но точно знаю что меня вроде как паралич разбил, а в брюхе что то зашевелилось.

Мужик указал ножом на нас и пробормотал что то нечленораздельное. Снова оглянулся по сторонам. Опять начал бормотать. Потом сделал то, что я например никак не ожидал - глянул на нас с такой ненавистью во взгляде, будто мы были карателями под командованием Дирлевангера которые сожгли его хату, отъебали дочь на спине жены и убили на его глазах, сказал "Не возьмете!" повернулся и без разбега хитровыебанно извернувшись прыгнул за борт. То бишь за край крыши.

Я выдохнул и сел на жопу там же где стоял. Игорь шумно вздохнул и стал оттирать запотевшую рожу рукавом. А Саня, решил реабилитироваться в наших глазах за свои поперды и отважно подбежал к краю и заглянул вниз, после чего обернулся и с победоносным видом изрек "Пииздец ему!".

Пришлось встать и на ногах которые почему то хуево гнулись, доковылять до края и глянуть вниз. Действительно, дяде пришел пиздец. Лежал он головой на опалубке под окнами, а телом на газоне, раскинув руки. Голова его ебанутая лопнула и выпустила мозг с кровью на бетон, это было видно даже отсюда.

Когда спустились, внизу уже толпился народ. Бабки, салажня вроде нас которых бабки шугали и не пускали поближе, какая то слишком жалостливая баба которая закрыв рот рукой, качала головой, просто прохожие которые оторвались от своих дел и остановились полюбоваться на чужую смерть и порадоваться что это случилось не с ними.

Приехали менты, стали отгонять народ и утверждать что тут не на что смотреть. Народ им не верил и смотрел во все глаза. Не каждый день видишь расколотый череп и фарш из мозга. А мы трое пошли по домам. А спизженные у бати сигареты так и не выкурили в тот день.

Бля, пиздец пацаны_ессы, недавно вспомнил один случай, который произошел со мной в далеком детстве. Тогда со мной постоянно психологи работали, ну я как-то и забыл все это дерьмо. Вспомнил я этот случай не случайно, о нем мне напомнил сербский магнитофон "Вуйко225", но об этом я напишу позже.


Показать целиком..

Бля, пиздец пацаны_ессы, недавно вспомнил один случай, который произошел со мной в далеком детстве. Тогда со мной постоянно психологи работали, ну я как-то и забыл все это дерьмо. Вспомнил я этот случай не случайно, о нем мне напомнил сербский магнитофон "Вуйко225", но об этом я напишу позже.

В те времена на улице было не безопасно, 90-ые, все дела. На улицу я редко выходил, да и маман не пускала, боялась, что я наркоманом каким стану и начну стрелять в людей, прям так мне в лицо и говорила. Все свое время я проводил дома, играл в солдатики хлебными крошками, жили мы конечно не богато, маман постоянно за мной доедала, всё таки она работала практически весь день за копейки, нужны были бонусные белки, ну она и брала их с моей хавки. Не то, чтобы я жалуюсь, я всегда был одет, накормлен, пиздюлей иногда получал, ну это я сам виноват, постоянно газовую плиту пинал, чтобы она не воняла газом. А че это она постоянно воняла то?Я так и не раскрыл это дело, меня как последнего духа отправляли в отставку прям в чулан. Ну это я шучу, маман у меня доброй была, в чулан отправляла, а я сбегал, ну а ей на это похуй было. Отправляла она меня туда примерно 2 раза в месяц, чтобы я поучился уму разума и не пинал хлеб, который она покупала. Не подумайте ничего плохого, я хлеб уважаю, просто тогда я был глупым ребенком и почти ничего не понимал. Ну так вот, заметил я одну странную вещь. Когда я был в чулане, я всегда брал тряпку и чистил зеркало, которое было выше меня, любил я часами на него смотреть, оно меня завораживало. Ну а теперь к сути, я заметил одну очень странную и криповую вещь, когда я заходил в чулан, это зеркало всегда было чистым, будто его кто-то чистил постоянно. И вот в один день я как всегда захожу в чулан, беру тряпку, чищу зеркало, но странно вот что, зеркало было чистым до меня, я стряхнул лишь пару пылинок. Кто же его чистит постоянно?Тогда я конечно сильно пересрал, решил что в чулан не ногой. Зашел я в него только через пол года, зеркало было все в пыли, видать тогда я отпугнул злого духа. Но дальше я увидел Зефа Убису и полюбил ккрофф, мне тогда лет 11 было кстати.

Катерина Петровна второй раз за вечер подошла к двери в комнату сына и остановилась на пороге, не стучась и не входя внутрь. Большая часть этой умудрённой годами женщины рвалась к Володе, чтобы немедленно начать с ним непростой разговор, помочь ему, спасти его. Рациональная часть разума Катерины Петровны призывала к спокойствию.

Показать целиком..

Катерина Петровна второй раз за вечер подошла к двери в комнату сына и остановилась на пороге, не стучась и не входя внутрь. Большая часть этой умудрённой годами женщины рвалась к Володе, чтобы немедленно начать с ним непростой разговор, помочь ему, спасти его. Рациональная часть разума Катерины Петровны призывала к спокойствию.
- Просто дождись Диму, и тогда вдвоём с ним поговорите... Ничего с мальчиком не случится за пару часов... - Шептала женщина себе.
- Нет! Я должна положить этому конец прямо сейчас, а не через пару часов! Сейчас! - Диктовало ей подсознание. Конфликт двух мнений в одной голове разрешился неожиданно. С робким голосом подростка по ту сторону двери.
- Мам? Что-то случилось?
Катерина Петровна отпрянула от входа в комнату сына, и резким движением спрятала злополучную банку за спину. Через миг дверь открылась и на пороге возник парнишка подросток. Юный Вова был не слишком высоким, но начавшим уже вытягиваться вверх скелетом лет двенадцати. Его блестящий белый череп, ещё недавно достававший скелетальному телу Катерины Петровны только до крестца, теперь доходил ей уже до грудной клетки. Мальчик развивался, рос, готовился стать взрослым, полноценным скелетом, и поэтому его мать - обычно спокойная, стоическая скелетиха с отличной осанкой и зубной гигиеной для её почтенного возраста, так за него волновалась.
- Н... Ничего, всё в порядке сынок. - Робко сказала она сыну, и сжала передние зубы в своеобразной улыбке.
- Понятно... А то я слышал ты шла по коридору и вдруг остановилась...
- Просто так, сынуль. Ничего важного.
- Точно? - Молодой скелет с недоверием запрокинул череп на кость плеча. - А что ты тогда за спиной прячешь?..
- Как ты заметил?.. - Прошептала Катерина Петровна, начиная смущаться собственного ребёнка.
- Через щели между рёбрами. Нам, скелетам, если на нас конечно косуха или пиратский костюм не надет, трудно вещи за спиной прятать.
- Верно... - Вздохнула Катерина Петровна, и сдавшись окончательно, показала сыну банку энергетического напитка "Монстр", которую всё это время скрывала. - Я нашла это сегодня у тебя под окном, когда выгуливала наш скелет собаки по двору. Сынок... Только не говори мне, что ты дружишь с монстрами! Ты же знаешь что это злейшие враги скелетов! Ты!..
- Ты ничего не понимаешь, мам! - Крик молодого скелета ошарашил Катерину Петровну, заставил её зубы нервно застучать. - Я не дружу с монстрами! Я... Я дружу с монстром... Только с одним...
- Господи... О боже мой... Мне нужно присесть... - Прошептала женщина. - Господи... Ну как же так... Мы же тебя учили... Сынок... Со времён Первой Скелетально-Монстрической войны монстры были злейшими врагами нашей расы! Скольких из нас смололи в костную муку в их лагерях?! Скольких из нас расстреляли и похоронили живьём, чтоб мы потом несколько суток выкапывались из общих могил, и потом ходили грязными и сырыми по болотам и степям куда нас вывезли?! Даже твой отец потерял ногу, когда монстр-пёс Собака Баскервилей утащила её на поле брани!..
- Мама! - С тихим шорохом, Володя сжал скелетальную руку матери в своей костяной хватке, и привел её в свою комнату, усадил на крышку своего спального гроба. - Она не такая как остальные монстры... Её зовут Слендерина... Она...
- Слендерина?! - Катерина Петровна вся затряслась. - Дочь Слендермена?! Военного преступника, погубившего тысячи скелетов под Дебальцево?!
- Мам! Слендермен, как и Джефф Убийца совершал преступления и против народа монстров! И сейчас он отбывает срок в Страшном Замке в Трансильвании! Его осудил народный трибунал монстров! Но Слендерине было всего пять, когда всё это произошло! Она не знает и стыдится своего отца! И... И я её люблю, мам... Мы так похожи... Она как мы, просто мы скелеты а она как бы зомби или приведение или чета такое...
- Я тебе это скажу, и твой папа когда с работы придёт тебе это скажет!.. Я... Я... - Костяная рука матери Володи взвилась у неё над головой. - Я запрещаю тебе видеться с этим монстром и с какими либо ещё другими монстрами! Я костьми лягу если понадобится, но ты будешь вести себя как подобает скелету и не связываться с монстрами! Иначе... Иначе отец... Он... Ты же знаешь, как он отреагирует, сынок!.. Он же больной становится, как вина выпьет и Кипелова послушает... Начинает байк свой искать... Зовёт его "Харли, Харли, выходи!"... А ведь его Харлей ещё во время Петербуржской Бойни лесной эльф из лука продырявил, а Чупакабра колёса отгрызла!
- Папа не будет проблемой, ма. И ты, я надеюсь, тоже передумаешь мне мешать... - Горько, угрюмо прошептал Володя.
- Н... Не будет проблемой?.. Что это значит?.. - Прошептала мать в ужасе, чёрные дыры её глазниц расширились от удивления.
- Папа это тот благодаря кому мы со Слендериной так долго встречались в тайне от тебя... Все разы когда Па говорил что везёт меня ловить скелеты рыб на окаменелых червей на озере, или к зубному... Он вез меня в гости к Слендерине и её приёмной семье... Да... У него было много причин ненавидеть монстров... Но со временем он понял, что ненавидел не их, а эту проклятую, несправедливую войну. Он понял, что настоящий враг не монстр, а непонимание между монстром и скелетом. Теперь, я надеюсь, поймёшь и ты.
Володя встал с гроба, и цокая костяными ступнями вышел из комнаты, оставив свою онемевшую, ошарашенную мать одну в темноте...

Через тридцать дней город где жили Володя и Слендерина разбомбила авиация террористической группировки скелетов "Черепа Чёрной Чечни". Святое чувство возникшее между маленьким скелетом и монстром-девочкой так и не стало достоянием общественности... Ещё долгие годы никто не мог предположить, что дружба между монстрами и скелетами возможна...
Война продолжала шагать по планете...
Продолжение следует...

Сап, паста. Я вообще спокойный по жизни человек. Но видя если Русский гордится что он русский, кричит об этом...

Показать целиком..

Сап, паста. Я вообще спокойный по жизни человек. Но видя если Русский гордится что он русский, кричит об этом... Или Украинец гордится тем что украинец... Казах что он казах... Я просто не могу воспринимать крикуна такого как достойного человека, скорее как мальчика. Ведь национализм - это очень категоричная, максималистская черта. Мальчишеская. Не случайно что и проявлялся он только в молодых, начинающих государствах, вроде только-только объединившейся после кризиса Германии или молодой пост-советской России. И каждая страна, взрослея, отбрасывала все принципы этого мышления. Как и человек, взрослея, бросает национализм.
Я сам страдал этой глупой болезнью, когда мне было лет 16-18. Я чеченец, из довольно успешной семьи, и горжусь этим даже до сих пор. Но не в пику кому-то другой национальности, а просто так. Но в молодости я гордился именно в пику другим. Считал - раз я чеченец, то я лучший, и чеченцы лучшие - а другие народы, ингуш, дагестанский, хуже моего. Но повзрослев я понял - пора переучиваться. Пора научиться уважать все другие народы, продолжая любить свой собственный. И в этом излечении мне очень помогала одна мудрость, которой со мной поделился мой уважаемый отец. Он часто рассказывал мне эту историю. Теперь я расскажу её вам. Вот как он говорил:

В 1995 году мы оторвались от ребят Гелаева на несколько суток из-за боя и спешного отступления. Нас было трое - я, афганец Али и ингуш Мага, по прозвищу "Шутник". Мы были мальчишками совсем, вроде тебя. Но очень уверенными, гордыми. Особенно был горд я - что я нохч, я защищаю свою родину от позорных федералов. Я решил что нам нельзя возвращаться в строй Хамзата с голыми руками, как отставшим от каравана вьючным мулам. Нужно было принести подарок этому великому воину. Поэтому ночью мы спустились с холма и взяли русского солдата, пришедшего торговать в село армейским провиантом. Мы сильно пытали его той ночью, били, пока он не рассказал всё нам, что мы хотели. Очень полезную информацию о маневрах федералов в регионе, и о том сколько у врага БТР. Выслушав и запомнив его слова, шедшие неровным потоком через мольбы и слёзы русского, мы кинули его в яму.
На утро я спустился к той яме, чтобы зарезать пленника. Потому что самый страшный зверь - это тот, кто побывал в руках охотника, и знает цену такой встречи.
На подходе к яме меня остановил сильный, волевой голос русского. Совсем не такой заикастый и плаксивый как вчера.
- Опять пытать меня идёшь, пёс позорный? - Спросил он меня с ненавистью и презрением в голосе. - Ну давай, гад. Всё равно ничего лучше вчерашнего ты от меня не получишь.
- Это правда. - Усмехнулся я. - Вчера ты уже всё нам сказал.
- А ты и правда тупой. - Сплюнул русский в темноте ямы. - Да даже дураку понятно, что я перед вами спектакль разыграл.
- Так-так! Пошутил и хватит, слушай! - Разозлился я. Неужели мы вчера и правда зря старались? - Подумалось мне...
- Нет, это ты меня слушай, черножопая мразь. - Перебил меня русский таким гордым голосом, что я к своему стыду дрогнул. - Есть среди нас крысы, конечно. Но я - не одна из них. И своих ребят я никогда не сдам. Лучше уж я сдохну. Вчера накормил вас брехнёй чтоб за разговорчивого сойти. Потому что думал, что пацаны искать меня начнут, к утру на ваше гнездо петушинное выйдут и освободят меня. Но видать не судьба. Так что можешь меня прирезать, тварь. Давай. Спускайся. Плюну тебе в рожу напоследок.

Я никогда не слышал такой силы в голосах русских. Но может это потому что знался я только с ихними гражданскими и призывниками, которые откладывали в штаны при виде горцев?.. А сейчас передо мной был настоящий русский воин. Такой, какого я никогда не ждал встретить.

- Ну и за что же ты дерешься, свинья? - Спросил я, скрывая своё уважение к пленнику. - Потому что я бьюсь против тех, кто пришел убивать мой народ.
- Аналогично, абрек. - Отозвался русский. - Я здесь сражаюсь за своё племя, так же как и ты за своё. Сколько русских жило в Чеченской ССР? А сколько их осталось в банановой Ичкерии? Куда ж они делись, скажешь мне может? Женщины, дети, неужели сквозь землю провалились? Или полегли под вашим беспределом, с этим шизофреником Дудаевым у руля? Вот за них я бьюсь. И за интересы своей страны, которая не хочет иметь дикарское племя похитителей и бандитов под боком.
- Слушай, я русских никогда не трогал! - Воскликнул я, начав оправдываться после сильных слов русского. - Мой дед Аслан вообще у себя русскую семью прятал. Это ваххабиты их ищут, убивают, похищают за выкуп. У них гашиш один в головах! Не все чеченцы за такое обращение с ними! Я лично борюсь с теми кто Грозный бомбил, стрелял по ребятам безоружным! А женщин хочу защитить и детей тоже! Я хочу просто мир чтоб был, а не эта война!
- Тогда мы не такие уж разные, абрек... - Невесело усмехнулся русский пленник. - Правда скоро один отсюда на своих ногах уйдёт, а другой лежать останется... Давай. Спускайся ко мне и делай своё дело.
- Нет... - Прошептал я, удивляясь собственным словам. - Я не могу убить того, который ненавидит эту проклятую войну как я!
С этими словами я начал спуск в яму. Но нож, который я взял с собой, я уже не планировал обагрять кровью. Я спускался, чтобы перерезать путы на этом человеке.
- Благородство много стоит, абрек. - Усмехнулся русский, не показывая особой радости моему решению, по прежнему угрюмый. - Ты же знаешь, если ты мне когда-нибудь в прицел попадешься, я долго думать не буду.
- Не бойся, урус. Я тебя живей ещё пристрелю. - Улыбнулся я. - Но это если в бою встретимся. На равных. Как воины. Каждый за свою правду и за свою честь. Тогда - не грех убивать. Но сейчас на такого как ты, мудрого, смелого, моя рука не поднимет ножа.
С этими словами я обернулся уже на дне ямы, чтобы освободить того, кто при других обстоятельствах мог бы оказаться моим другом...

Каково же было моё удивление, когда я увидел что русский давно уже мёртв и у него голова отрезана и в ведре для помоев валяется! А говорил всё это время за него Мага-Шутник, идеально пародируя русскую речь!

Вот тогда-то я и понял что пустая у меня гордость за то, что я нохч! Ингуши, даги, да даже некоторые афганцы - тоже отличные ребята! Настоящие юмористы и большие молодцы! Мы, мусульмане, вообще одна семья, которую глупо разграничивать на народы, тейпы и кланы! Пока вонючие руснявые ещё небо коптят - идеализировать один мусульманский народ больше другого как минимум непрактично. Когда всех этих свиней своими рабами сделаем - тогда и решим кто самый крутой! Аллаху Акбер!

Помню со мной приключилась одна история, мне до сих пор от нее страшно становиться, аж мурашки по жопе, сирусли.

Раньше я любил гулять по кладбищам, смотреть на плиты, находить необычные даты рождения и смерти, фотки там. В один момент мне надоело гулять по одному и тому же кладбищу, ну я и передумал, хули вола доить, я парень простой, сразу дропнул и сменил кладбуху, йоу.

Показать целиком..

Помню со мной приключилась одна история, мне до сих пор от нее страшно становиться, аж мурашки по жопе, сирусли.

Раньше я любил гулять по кладбищам, смотреть на плиты, находить необычные даты рождения и смерти, фотки там. В один момент мне надоело гулять по одному и тому же кладбищу, ну я и передумал, хули вола доить, я парень простой, сразу дропнул и сменил кладбуху, йоу. Новое кладбище было новым, лол, нет, серьезно, будто только открыли. Поначалу сторож меня не замечал, но потом стал ходить за мной, палить меня начал короче. Лол, за плитами прятался, высовывался, смотрел на меня, детектив хуев. Но спустя месяц он перестал, видать понял что я не сатанист какой, а толковый парень. После этого я приходил в любое время, даже когда сторож был на месте в своей будке. Когда я приходил я махал ему, мол давал знать что все норм. Он поначалу смотрел на меня как на долбоёба, лыбился типа "да-да, вали уже ебанутый", но потом все-таки начал отмахиваться в ответ. Гулял я по этому кладбищу, жрал чабурек, пинал плиты иногда, но не сильно. Так я провел месяц. Но потом пошла какая-то странная хуерга. Я тогда сменил маршрут и ходил по другой стороне кладбища, где еще не бывал. С каждым днем дорожка по которой я начал ходить становилось все протоптанней будто кто-то по ней ходил постоянно. Сука, у меня тогда знатно перепелиные сжались, но потом я спихнул все на птиц, голуби там, с кем не бывает. Ладно, это еще цветочки, но после началась совсем хардкрипи moment. Ходил я, тупил в плиты. всё норм, ковырялся в носу, пулял снарядами в плиты, все чики пуки на рсслабоне, ничего не предвещяло биды. Но потом я увидел плиту и она оказалось призраком, так то бич, ну я и убежал как чмоньдя, больше меня никто не видел.

Если вы впечатлительные лучше не читайте.

Представьте что вас передавило 16 этажным домом, и о том где вы и что с вами, никто не знает, вас придавило, но вы не умерли, и вот вы сотни лет находитесь в это состоянии придавленные 16 этажным домом, вокруг что-то происходит, но ваша реальность состоит только из 16 этажного дома, который вас придавил.

Или представьте, что вы упали в какую-то глубокую трубу, из которой вылезти не реально, как и в первом случае вы не можете умереть и о вас никто не знает, вы там вечно торчите, зная что ничего не изменится.

Показать целиком..

Если вы впечатлительные лучше не читайте.

Представьте что вас передавило 16 этажным домом, и о том где вы и что с вами, никто не знает, вас придавило, но вы не умерли, и вот вы сотни лет находитесь в это состоянии придавленные 16 этажным домом, вокруг что-то происходит, но ваша реальность состоит только из 16 этажного дома, который вас придавил.

Или представьте, что вы упали в какую-то глубокую трубу, из которой вылезти не реально, как и в первом случае вы не можете умереть и о вас никто не знает, вы там вечно торчите, зная что ничего не изменится.

Или представьте что вас заразил вирус боли, это не боль от чего-то, а сама боль. Представьте две линии. Одна по вертикали, а другая по горизонтали, на конце каждой линии 2 точки который улетают друг от друга с нарастающей скорость в математической прогрессии прогрессии, каждый миг их скорость увеличивается, буквально через пару мгновений, скорость света забывается как крайне маленькая величина, это бесконечно увеличивающиеся абсолют. Вы состоите из двух параметров. Чувствительность к боли и уровень испытываемой боли. Так вот, когда точки по вертикали разлетаются в разные стороны, выше уровень боль возрастает в математической прогрессии "со скоростью света" (это предел только в материи но не в мире чисел), а когда точки разлетаются по горизонтали. ваша способность терпеть боль, уменьшается, так же стремительно, как увеличивается боль, когда очки по вертикали разлетаются. И это продолжается вечно, самая большая величина во вселенной - это ваша боль, и она всегда становится сильнее и вам все сложнее ее терпеть, но нет границы, и никто об этом не знает,потому что вы и ваша боль, единственные величины в этой вселенной.

Представьте что ваше лицо превращается в раковую опухоль со скоростью света, в математической прогресси, ваше лицо заполняет всю вселенную и раковые клетки продолжают множиться и чем их больше тем быстрее они множатся, ваша опухоль заполняет все пространство вытесняя звезды и галактики и идет дальше, весь мир состоит из вашей опухоли к которой вы являетесь придатком.

Привычную и размеренную жизнь города N, казалось бы уже ничто и никогда не сможет нарушить. Всюду царили спокойствие и порядок за которыми неустанно следил начальник местной полиции, опричник первой степени, командир разбойничьего приказа полковник Павел Феликсович Сапунов! Казалось бы, что дисциплина в городе была настолько серьёзной, что даже мухи с комарами летали под строгим контролем доблестного полицейского.

Показать целиком..

Привычную и размеренную жизнь города N, казалось бы уже ничто и никогда не сможет нарушить. Всюду царили спокойствие и порядок за которыми неустанно следил начальник местной полиции, опричник первой степени, командир разбойничьего приказа полковник Павел Феликсович Сапунов! Казалось бы, что дисциплина в городе была настолько серьёзной, что даже мухи с комарами летали под строгим контролем доблестного полицейского. Даже местный юродивый Яшка матерился, казалось, тише и скромнее его "коллег" из других городов, даже загулявший, подвыпивший люд вел себя скромно и чинно. Все старались соблюдать закон, все уважали Павла Феликсовича, и опасались его сурового, но справедливого возмездия, которое всенепременно последовало бы за малейшее нарушение, установленных норм Православного Крепостного города.

Но вот случилось страшное и непредвиденное. В городе объявился маньяк, да, настоящий, из таких о которых старожилы помнили по смутным 90 м. Он поджидал молодых юношей у Воскресных Школ, или патриотических клубов, обманом заманивал в лес где извращенно насиловал, а затем разрезал шею, и складывал из плоти невинных отроков некое подобие галстука. Счет жертв этого изувера уже перевалил второй десяток.

Личность маньяка установили быстро. Им был Геннадий Андреевич Зюканов. В прошлом депутат Государственной Думы, затем с 2017 года член Боярской Думы. У него складывалась не плохая карьера барина в современной Крепостной России, но произошло следующее:
Когда в 2018 году думские бояре единодушно поддержали Государеву инициативу о сожжении мумии Ульянова - Бланка, и сносе языческого саркофага с Красной Площади, Геннадий Андреевич вдруг закричал что то невнятное, выпучил глаза, а изо рта у него пошла пена. Он зачем то ударил табуретом своего коллегу боярина Владимира Вольфовича, затем обматерил всех бояр, и скрылся в неизвестном направлении. С тех пор почти десять лет его никто не видел, пока ирод сам не объявился в городе N уже в совсем другом обличье.

У Павла Феликсовича имелось подробное описание маньяка: " Лицо страшное, покрытое бородавками, глаза на выкате, на голове плешь, образующая пентаграмму, на руках, обезображенных волдырями татуировка СССР, а ногти на пальцах длиною 5 сантиметров. Одет он в плащ красного цвета, красное трико и малиновые туфли." Оно было роздано всем сотрудника полиции, а так же охране местных бояр, однако поймать злодея никак не удавалось.

Предпринимались попытки поймать маньяка на "живца". Юные кадеты, под видом простых крепостных мальчиков, выходили из Воскресных Школ, и гуляли по городу, распевая патриотические песни, что бы привлечь к себе внимание, но и это не давало результата. Геннадию удавалось, как медузе, выскользнуть из "кольца" полиции. И если на одном конце города стражи порядка проводили операцию, то на другом в тот же день обязательно обнаруживался "свежий" труп невинного юноши.

Павел Феликсович явился со службы поздно в сквернейшем настроении. Провалилась очередная попытка поймать злодея, так же нашли новый труп. В этот раз, по мимо "привычного" полицейским "галстука" на груди убитого парня было вырезано, запрещенное в России, изображение языческого символа серпа и молота. Полковник позвал свою кухарку Машу, и велел подать ужин.

К слову сказать Маша, девушка не лёгкой судьбы из Православного Харькова, которой во времена "смуты" даже пришлось работать проституткой в содомирующей Швеции, обожала своего барина, вырвавшего её в своё время из лап разврата, и старалась побаловать его всяческими вкусностями. Не обошлось без сюрпризов и в этот раз. На стол был подан вкуснейший малоросский борщ, приготовленный по старинному бабушкиному рецепту, а на второе была треска в желтом соусе с картофелем и Рейнский салат с сельдью. На десерт Маша приготовила шоколадное паве, и приготовила кофе " Императорский меланж". Различных вин и наливок на столе не было, а стоял лишь графинчик с водкой, которой полковник отдавал предпочтение, всем алкогольным напиткам.
- Спасибо, родная! Сказал полковник.
- Рада угодить вам, вы кушайте, сил набирайтесь, ведь дела ваши тяжкие, Государевы, сил требуют.
- Да не лезет мне кусок в горло, когда такое творится, когда ирод этот, Генка, покой и благодать городишки нашего нарушает, когда юноши невинные гибнут!
- Поймаете же, вы всех ловите, вас воно как злодеи боятся.
- Поймаю конечно, только поскорее бы уже!
Павел Феликсович подал знак Маше, чтоб та убирала со стола, а сам пошел в свой кабинет думать над новым планом поимки маньяка. Работы было много.....

В это время из гаража в свою подсобку возвращался механик полковника Антошка Курпатов. Завтра суббота, и новая порка, а назначено ему было 10 плетей. "За что 10?, Ну высказался я против закона об Обязательном крещении младенцев до месяца. Ну может и не прав я, а может и прав, может кому не нравится вера Православная, пускай человек сам решает. Ну, а если даже я и не прав, то почему 10 то???, за что так много???" думал про себя Антошка, а сам подыскивал уже палку, которую засунет завтра в зубы, что бы не кричать, да народ Православный не пугать. Одно грело его душу - это мысли о кухарке Маше, к которой испытывал он самые нежные чувства и очень надеялся на взаимность.

Антошка уже было открывал свою подсобку, как тут увидел за гаражом чей то силуэт. Это показалось ему подозрительным, ведь время было позднее, и все крепостные со двора Павла Феликсовича должны были спать.Но это был садовник Петя, добры, отзывчивый и молчаливый парень.
- Привет, Петя - крикну Антошка. Но ответа не было.
- Здорова, говорю, как жизнь молодая? - повторил механик попытку поздороваться.
- Угу. - последовал ответ, а изо рта "садовника" просочилась алая струйка.
Холоп подошел по ближе и спросил :
- Что с тобой?
- Угу - снова прозвучало вместо ответа, а пальцы "садовника" застучали по гаражному окошку.
Антон посмотрел на руку. Её покрывали страшные волдыри, ногти на пальцах были невероятно длинными, а главное на запястье красовалась татуировка СССР.
Курпатов обомлел. Сомнений не оставалось, это был тот самый Геннадий. Стало очевидным, что он убил садовника, снял кожу с его лица и натянул на себя, что бы пробраться на подворье. Он пришел по душу Павла Феликсовича, пришел поздно, как раз подгадал время, когда барин обычно заканчивал вторые пол литра и ложился спать.Теперь никто, кроме бедного холопа не стоял у него на пути.

Антошка представил себе страшное. Ведь сегодня он может навсегда потерять своего барина, НАВСЕГДА! Он может остаться один, никому не нужный бывший либерал, он может быть никогда не увидит Машу... От страха Антона колотило, коленки подкашивались, а кишечник был готов преждевременно низвергнуть сегодняшнюю пищу.

В страшных щупальцахГеннадия появился серп, с жуткой гравировкой и непонятными языческими символами.
- Именем Ленина - сказал маньяк, и очертил серпом пентаграмму. Отступать Курпатову было некуда. Завязался бой. Антошка царапал и кусал выродка, старался сломать, или хотя бы повредить ему руки, но силы покидали его.Изо рта Геннадия струилась красная пена, а своими когтями он умудрялся выдирать целые куски плоти Антона. В итоге маньяк уложил холопа на спину, сам сел на него, и занес над ним серп, намереваясь проткнуть сердце. "Ну все", подумал Антон, и сделал то, чего не делал никогда по своей воле, он перекрестился! Крестное знамя как будто сковало маньяка. Рука дрогнула, а серп выпал. Антошка схватил оружие, и без лишних раздумий одним ударом навсегда избавил Россию от злодея!

Утром на подворье Павла Феликсовича было многолюдно. Приехал сам начальник губернской полиции, и удостоил Антона Курпатова чести рукопожатия, а так же устной благодарности за вклад по спасению России от преступников. В тот же день тело Геннадия вывезли и сожгли, а город N возвращался к своей привычной спокойной жизни. Наказание же Антошке снизили вдвое, всего до 5 ти ударов....

Крепостная Россия больше никогда не вспоминала о красном злодее....

- Пожар в складском отсеке капитан – тревожно верещала система оповещения.
- Изолируй. – Рявкнул в ответ единственный пассажир разведовательного звездолёта.

Показать целиком..

- Пожар в складском отсеке капитан – тревожно верещала система оповещения.
- Изолируй. – Рявкнул в ответ единственный пассажир разведовательного звездолёта. - И выкачай кислород.
Капитан почти успел договорить приказ, но беспощадный огонь уже добрался до баллонов с сжатым газом, и хотя система закрыла отсек, взрыв жадно съел заслонку, кислород и одинокое существо. И вот уже бездушный кусок металла летит на атомной тяге в бесконечность по заданной раннее траектории.

- Какой прекрасный вечер, ночь, луна, звёзды и ты, мне кажется это лучший день в моей жизнь, я так рад, что мы наконец-то вместе.
- Я тоже счастлива, смотри звезда падает, быстрее, нужно загадать желание.
- Сейчас я хочу лишь одного: отпечатать этот миг на полотне вечности. – Сегодня падающие «звёзды» исполняли желания мгновенно.

- Вы там в штабе с ума сошли? 3 часа ночи.
- Товарищ главнокомандующий, дело срочное, кажется США запустила какую-то секретную боеголовку из открытого космоса, возможно с Марса. И она чертовски быстро к нам приближается.
- Уверенны, что это США?
-А кто ещё, сэр?
- Хорошо, готовьте ответный удар, путь каждая ракета будет готова стереть этих ублюдков в пыль. И сбейте эту хрень.

За компом сидит паренёк в очках с толстыми линзами. Видно солнце вышло из-за туч. Слишком яркое. Мешает играть. Молодой человек оторвал свою задницу от стула и пошёл задёргивать штору. Но не успел. Солнце сожгло его плоть.

- Доложите об успехе экспедиции.
- К сожалению наш корабль не долетел.
- Прискорбно, кажется придётся послать новый.
- Не получиться, планета была уничтожена. Разорвана нашим кораблём.
- Как? Как пилот это допустил?
- Он был мёртв задолго до инцидента.
- Хмм. Что с остальными кораблями?
- Слишком долго нет сообщений, боюсь мы не успеем.
- Тогда готовьте погребальную церемонию. Придётся нам, всё-таки, совершить суицид планетарного масштаба. Но сто оборотов вокруг светила у нас ещё есть, чтобы свыкнуться с этой мыслью.

Просто крипичный случай из моей жизни, произошедший в феврале 2014 года. Я тогда ночью ехал на своем автомобиле из Москвы. Когда я проезжал мимо одного перекрёстка, что-то меня подтолкнуло достать фотоаппарат и сделать снимок дороги.

Показать целиком..

Просто крипичный случай из моей жизни, произошедший в феврале 2014 года. Я тогда ночью ехал на своем автомобиле из Москвы. Когда я проезжал мимо одного перекрёстка, что-то меня подтолкнуло достать фотоаппарат и сделать снимок дороги. Не знаю и не помню, что меня тогда на это толкнуло, но когда я сделал снимок - я пришёл в ужас. На снимке осталась морда какого-то существа, серого цвета смахивающая на женское лицо. Я пришёл в ужас. Первое что пришло в голову - что это мой ангел-хранитель попал в кадр и это единичный случай. Но когда я подъехал домой, я попробовал сделать новый снимок с этого же места. И снова тоже самое. Только лицо у существа в кадре мне показалось ещё более злым и намекающим, мол "не надо меня фотогафировать". Но я сделал ещё несколько снимков. И каждый раз тоже самое. Но на "мыльнице" было трудно разглядеть существо и я пошёл домой. Вставив флешку с фотоаппарата в компьютер, я пригляделся и узнал... это была наклейка голой девушки, которую я тогда приклеил на торпеду своего автомобиля и, в связи с темным временем суток и использованием вспышки, стекло отразило изображение с торпеды машины и получилось такое вот событие. Честно говоря, может это и не история и даже не копипаста, но я тогда пересрал жутко. За рулём не пью, наркотики не принимаю, в страшилки не верю, так как мне тогда уже 20 лет было. Но страху натерпелся много! Вот так-то...

Ночь. Тишина. Лишь лёгкий дождь постукивал по окну напоминая мне, что я ещё жив.

Показать целиком..

Ночь. Тишина. Лишь лёгкий дождь постукивал по окну напоминая мне, что я ещё жив. В палате трое: Антон, я и та девчонка из третьей палаты, Кристина вроде. Все трое сидели по разным углам комнаты. Кристина прижав колени к груди похоже о чём-то сумбурно думала и немного покачивалась взад, вперёд. Антон похоже, что всё-таки смог уснуть или же так хорошо показывал это. Он говорил, чтобы я поспал, но сон всё не шёл. А ему надо было поспать поэтому в караул пошёл я.
Смотря на подпёртую кроватью дверь я думал, что это нам вряд ли поможет если придёт то что мы видели недавно. Интересно остался ещё кто-нибудь кроме нас? Есть ли надежда? Ведь до утра осталось не долго, может всё-таки протянем. А вдруг утро не поможет? Может на свет этой твари всё равно? И откуда она вообще взялась? Гнилая больница!
Я повернулся и бесшумно встал с кровати, подошёл к двери. Похоже во всей больнице не было света.
- Как думаешь, остался кто-нибудь ещё? - прошептала Кристина.
- Лучше думать останемся ли мы, - Антон перевернулся и сел, - я думаю надо попробовать выйти до дежурного поста, он всё же не далеко. Дойдём возьмём ключ от окна и вылезем.
- Зачем? Если мы откроем окно и даже спрыгнем и даже если не сломаем ноги, куда пойдём? По дороге... - Кристина была напугана и повысила голос с шёпота на ор.
За дверью, что-то упало. Я уже хотел пиздануть эту шлюху по ебалу, но не успел. Дверь вылетела к чертям и сбила меня с ног. Я ударился головой об пол и в глазах всё поплыло. Я лишь очертаниями смог отличить, как нечто бросилось в сторону Кристины, что Антон бросил в это подушку и побежал на эту тварь с кулаками.
Я не успел прийти в себя, как меня тоже заставили лечь спать, ведь время было уже 22:43. Отбой уже как 43 минуты был.

Короче, не так давно это было. Устроился ночным сторожем в больницу в соседнем посёлке. Ездить дорого, зато сутки через двое, да и вообще блядь не сплю ночами.

Показать целиком..

Короче, не так давно это было. Устроился ночным сторожем в больницу в соседнем посёлке. Ездить дорого, зато сутки через двое, да и вообще блядь не сплю ночами. А больницы в посёлке две- ЖД госпиталь охуительных размеров и старая больница, по типу сталинки или хуй знает, думаю все видели похожие ранесовковые поликлиники в своих Мухосрансках. Ну дык вот, меня определили на охрану старой больницы, потому что её готовили на продажу какому-то хачу под автосервис. Сторожить там по сути нечего, зато в морге холодильник работал и там хранили всякую химическую хуйню и реактивы. Короче сиди, читай всякую хуйню, вышел на улицу, покурил- заодно окна-двери проверил. Ну дык вот, стали уже ремонтники-слесаря заходить в помещения, спилили кое-где сантехнику, мелом дырки под снос прочертили. Осталась мне последняя смена, я даже пузырь прихватил. Короче, вылезаю из автобуса, подхожу к больнице- стоит "таблетка", носилки, суета. Рядом врач знакомый из молодых(пару раз спирт вместе хуярили), спрашиваю чё-да-как: короче, нашли возле посёлка трупак полуобглоданный, в госпиталь решили не тащить, решили оставить тут, а завтра труповозка из райцентра должна приехать. Ну думаю, нихуя себе, последняя смена. Похуй. Сижу, короче, читаю газету, кофе пью. Где-то два часа ночи было, грамм триста уже въебал. А ссать до этого ходил во двор. А тут что-то залепило, пошёл в толчок, захожу в кабину, дверь машинально на шпингалет(привычка, ёба). Только к штанам потянулся, как вспомнил, что воду отключили. Разворачиваюсь и тут звук, ёба... пасаны, я чуть не охуел. Такой звук издавала дверь морга, я там был сотню раз, бабки врачихи поутру до автобуса просили принеси-подай разную хуйню. Совковая обычная плотная дверь с дерьмонтином со стороны коридора. Я сразу "крууууугом", мысли лихорадочно:"Кто такие? Чо делать?". Было желание сбоку от входной двери встать и уебать сбоку берцем или шваброй. Но инстинкт, сука... Его не обманешь... Как и положенно в сталинском толчке, в паре метров от пола расположенно окно для освещения, на случай если свет отрубят. Быстро ногой на стульчак, тихо сдвинул шпингалет(благо, это окно часто открывали, чтоб говном из стояка меньше воняло), слышу- дверь в толкан кто-то толкает. Быстро присел и смотрю- отворяется дверь, две ноги. В уёбищных зелёных китайских резиновых сапогах, которые рвутся от малейшей ветки. Штаны как от спецовки вроде. Всё в говне каком-то перепачкано. И тут запах. Бля, так пахнет только смерть. И тут эти ноги поворачиваются в мою сторону и делают шаг. Пасаны, вы видели этот жуткий сюрр про танцы анорексички в розовом? Точно такая же пластика движений. Бля, я не служил в десанте. Я не увлекался паркуром. Но бля, я в это окошко в тёх подштанниках и бушлате сиганул как заправдашний Маргелов-Ямакаси, даже раму не зацепил. Как добежал до забора- не помню. Достаю мобилу, нашариваю наш ЧОП и... А чо я им скажу? Присел. Хорошая привычка, носить с собой пузырь за пазухой в противогазном мешке. И сигарет пару пачек. Въебал залпом грамм двести, скурил пару сиг, отпустило. Прокрался вдоль забора, спрятался за сугробом. Чо у нас из оружия? Нож бабочка и сигнальный ПМ на случай пугануть местную гопоту. Я человек глубоко неверующий, атеист до мозга костей, ёба. Но тут бля... Откатился ближе к калитке, достаю оттуда лом и железку длинной сантиметров 30, выдираю с калитки кусок проволки и соединяю их, чтоб большой крест получился. Вспомнилась сцена из "Вампиров" Карпентера- "Держи свой крест!". Короче, бля подойти близко к зданию до рассвета я не решился. Хотя видел(по форточкам и по плёнке на окнах) как кто-то ходит внутри. Потом открывается дверь в ординаторскую бывшую. Но у меня зрение минус четыре, а очки не ношу, ибо запотевают и чтоб задротом не выглядеть. Но вижу, что стрёмное что-то, на башке всё бурое и ослепительно белое. И оно так минут десять стояло, я чуть не охуел. А на улице ночью под минус тридцать, ДВ как-никак, хоть и март на дворе. Отполз как в учебке, еблом в самую грязь, взял пыльных мешков, наложил возле самой калитки, пока ползал, оно куда-то делось. Лежал, сука, отжимался, чтоб не замерзнуть и лакал бухло, курил в кулак, жрал снег, чтоб не развезло. Пиздец. А на улице то сосулька упадёт, то кошка шмыгнет, короче много я там нервов оставил. В шесть утра начало светать. Кое-как отмылся в сугробе, встал возле калитки, жвачку жую, чтоб по запаху не спалили. В полдевятого толпа подошла, сразу и медработники и из стройбригады. Я дверь отпер(сука, хорошо что по пьяни не стал изнутри на засов закрывать), эти сразу толпой зашли, но я-то глянул на пол сперва... Бля, повсюду грязные следы. Защёл в ординаторскую- вонища, бля. Пока медики в морозилке толкались, зашёл в толкан- вся дверь в ту кабинку какой-то хуйнёй измазана. Быстро сгонял к колонке с ведром, надел перчатки, отмыл толчок и все дверные ручки без палева. Сел в ординаторскую, заходит этот врач знакомый:"Чо такой бледный? Чем воняет", я ему- "Толик, спирт есть?". Видать голос был такой, что он молча взял, флягу из кармана, я перед этим всю посуду внимательно осмотрел и пузырь с водой, вроде чисто всё. Раздавили не чокаясь, он говорит:"Сходи в кадры, бумажки получи, заодно проветришься". Сходил, забрал, на обратной дороге пару пузырей захватил, возвращаюсь через силу обратно к трупарне окаянной. Труповозка уже стоит, аккурат заталкивают носилки, торс тряпкой прикрыт и торчат БЛЯТЬ ОБГЛОДАННЫЕ ДО КОСТЕЙ РУКИ, ШТАНЫ ОТ СПЕЦОВКИ И УЕБАНСКИЕ ЗЕЛЁНЫЕ КИТАЙСКИЕ САПОГИ. Только благодаря бухлу на земь и не ёбнулся там. Посидели ещё с врачом этим, он говорит, типа трупак на каталке в непонятной вообще позе сидел. Спрашиваю:"Знаешь, зачем сторож в морге", а он ухмыляется- "Шоб покойника не разбежались". Короче вышел, меня уже штормит, а на жратву смотреть не могу, только куревом голод забиваю. Сей бля в автобус, в пузырь пизженную с больницы трубочку от капельницы вставил, еду, стресс снимаю. Потом вышел на остановку, до своего посёлка ещё три километра через тайгу пиздовать. Вспомнил, что тут тоже трупаков разных периодически находят, иду ,сука, нож в рукаве спрятал зачем-то(хотя такой хуйнёй даже себе харакири сделать не получится). По пути домой с карточки зарплату снял, набрал бухла побольше. Два дня наверно продрых. И ещё неделю спать ночью не мог. Такие дела. Никому не рассказывал, чтоб ёбнутым не посчитали, а вы знайте, да на ус мотайте.

С самого детства люди привыкли играть с игрушками. Но просто играть неинтересно - интересно ломать игрушку, а не только играть с ней. С игрушками играют все, даже те, кто чинит игрушки - чинят лишь для продолжения игры.

Показать целиком..

С самого детства люди привыкли играть с игрушками. Но просто играть неинтересно - интересно ломать игрушку, а не только играть с ней. С игрушками играют все, даже те, кто чинит игрушки - чинят лишь для продолжения игры. Все эти врачи, психологи, психиатры их чинят лишь для того, чтобы снова сломать их, играя с ними. Ломают, чинят, ломают, чинят, ломают, прям загляденье, и так до тех пор, пока игрушку невозможно будет починить. После смерти игрушки последний, кто с ней будет играть - патологоанатом.

Игрушка поначалу не знает, что она игрушка. Её слегка щёлкают по носу, говоря, что это игра, потом ещё раз щёлкают и ещё. Игрушка ведь слабая, она не может справиться с пятью людьми, а значит она не человек, она хуже людей. Фу такой быть! И никто не может ей помочь, да и не хочет. Почему они смеются? Как почему? Потому что это лишь игра.

Потом щелчков уже недостаточно, интересно швырнуть игрушку, поджечь, разломать, засыпать внутрь песка, вставить спичку в место соединения деталей. Всё это сопровождается весёлым, задорным смехом. Рано или поздно игрушке это начинает не нравиться, и она хочет, чтобы её оставили в покое, убежать из игры, а порой сделать с обидчиками то же самое.

Была бы игрушка человеком - это было бы нормально, но ты ведь игрушка, ты не имеешь права выйти из игры, ты должна улыбаться и подыгрывать игрокам. Если ты плачешь и хочешь выйти из игры - значит ты поломана, ты ненормальна, ты ущербна. Тебя несут к чинителям - у них свои игры. Тебе что-нибудь оторвут и заменят пару деталей, а затем отдадут тем, кто тебя недавно сломал.

От шока и боли тебе будет какое-то время безразлично то, как с тобой играют люди. Но изничтожающая боль пройдёт и останется лишь боль, которую причиняют те, кто с тобой играет. В памяти останется воспоминание о том, как тебя чинили, но ты с опаской, оглядываясь на тех, кто тебя чинил, всё ещё подумываешь убежать от всех, убежать из игры, но пока не решаешься. Ты решишься в скором времени.

Вот только после 2 попытки уйти из игры тебе заменят не две детали, а больше. Ты никогда не забудешь эту боль, она будет с тобой всегда. Ты даже не можешь отплатить этим игрулям тем же, ведь нельзя так поступать с людьми, успешными, нормальными, хорошими людьми, достойными членами общества, частью которого игрушка не имеет права являться.

Ты поймёшь, что тебе придётся играть, но постараешься играть с ними как можно меньше. Это будет для них очередным доказательством, что ты ненормальна. Плохая, плохая игрушка! Даже когда ты спрячешься от них - они будут искать тебя, говоря: "Выходи играть! Мы больше не будем такими, как раньше". Один раз ты может даже выйдешь к ним... и результат будет немного предсказуем.

Эти игроки - они хорошие люди, они примерные семейные люди, они нормальные (не то что ты), они члены социума. Некоторые иногда понимают, что игрушки нельзя ломать, только бережно играть, иногда щёлкая по носу, чтоб игрушка знала своё место. Некоторые из них могут даже понять, что они не должны были быть такими жестокими с игрушкой. И они просят прощения. Нет, не перед тобой они извиняются, ты недостойна этого. Они извиняются сами перед собой или же перед богом, он же всепрощающий. Игрушке остаётся лишь смотреть на это издалека. Некоторые из таких извинений даже воспеты в веках. Игрушки в таких историях не упоминаются.

Рано или поздно ты осознаешь, что сама по себе ты абсолютно никому не нужна. Ты нужна лишь для того, чтобы с тобой играли. Даже тем двум мастерам, что тебя создали, ты нужна лишь для игры и они сделают всё возможное, чтобы ты выходила играть с такими нормальными, добрыми, хорошими людьми. Иначе отнесут на починку или создадут невыносимые условия в твоей коробке.

Тебе больно? Улыбнись! Это игра...

Ты дышишь желаемой свободой и одиночеством, но заведомо ты уже раб собственных стен и мыслей, которые рыскают по комнате. Они вылетают и влетают обратно. Никакого общения.

Показать целиком..

Ты дышишь желаемой свободой и одиночеством, но заведомо ты уже раб собственных стен и мыслей, которые рыскают по комнате. Они вылетают и влетают обратно. Никакого общения. Абсолютно. Каждый день не похож один на другой: сегодня ты потратил 12 часов на книгу. Завтра только фильмы. Следующим днем игры. Даже людская тень не посещает твое окно. На сон ты тратишь не больше положенного времени. Ты просыпаешься совершенно один. Рядом нет даже кошки, так как за ней нужно ухаживать, а ты и за собой-то присмотреть не можешь. Встаешь, идешь на кухню, ставишь чайник. Насыпаешь кофе. Идешь умываться. Садишься за компьютер. Иногда ты тратишь по шесть часов на игру на гитаре. Или за фортепиано. В конце концов – душой ты отдыхаешь сполна. Духовно развиваешься, но социально умираешь. Постепенно твоя замершая неуверенность как-то всплывает, но пока ничто не критично.

Тебе уже всё равно на то, что у соседей сверху есть двое детей, а из квартиры напротив всегда вкусно пахнет пирожками. Тебе уже всё равно, что у тебя этого нет. Ты перестал завидовать подобному счастью. Пролистывая красивые фотографии из красивой жизни людей, ты уже не хочешь так же, как у них. Не хочешь уподобляться этим счастливчикам, у которых что ни день, то праздник. У которых обычная жизнь со своими взлётами и падениями. Нет… Ты просто задёргиваешь тёмные и тяжёлые шторы. Свет слишком яркий. Он мешает погрузиться в себя. Он бьёт по глазам. Выпив очередную порцию холодного растворимого кофе, ты выключаешь компьютер. Часов у тебя нет. Зачем тебе знать время? Оно лишнее в твоей жизни. Оно лишь мешает уединению. Оно заставляет спешить, суетиться. А ты просто откидываешься на спину. Натягиваешь наушники и включаешь какую-нибудь медленную и тихую мелодию. Ты будешь лежать и думать о том, что всё бы могло сложиться куда лучше. Что ты вполне мог бы сейчас есть бабушкины пирожки, что у твоих ног могла бы мирно лежать пушистая кошка, покой которой нарушают пухлые ручки забавного карапуза. Что ты тоже мог бы хотеть такую же машину, такой же дом, копить деньги, суетиться, мечтать, радоваться. Но ты не можешь. Ты погряз в своих мечтах. Ты зарылся в фантазиях. И, утонув под звуки тихой мелодии, ты вновь позабудешь о том, что есть другая жизнь. Что у кого-то лучше. Но от такой мысли внутри не появится желчи и ненависти, как прежде. Только боль...

Спустя многие месяцы полного молчания ты осознаешь, что тебе не комфортно. Все как-то приелось. Движения на автомате. Игры не интересные. Денег на книги нет, а портить зрение за чтением на компьютере – хуже свинца в горло. Особенно, когда фон дибильный. Кофе. Компьютер. Сон – и так каждый день. Погода за окном меняется так быстро. Все так относительно. Ты лежишь на кровати и смотришь в окно, лежа на подушке. Твои уши хорошо слышат. Под полом бегают мыши, на улице проехала машина. Смех детей. Крик птиц. Ничего интересного. Все обычно. Чего-то не хватает. Но вроде – нормально.

На еду ты забил окончательно. Нет интереса. Нет смысла. Твой вес еле-еле дотягивает до пятидесяти килограмм. Начались покалывания в конечностях, хотя зарядку ты делаешь каждый день. Кофе потеряло блаженный вкус. Стены давят на уши, но наружу ты выйти боишься. На твоем горле «висит» вязкая тишина и не дает тебе вздохнуть. Хочется общения. Хотя бы с кем-то. Какой-то движухи. Годы одиночества и ни одного звонка или смски. Все потеряло свой вкус, окрас, значимость. Ночами ты лежишь и пытаешься уснуть, но все тщетно. Каждая попытка закрыть глаза кончается мыслями о том, что все – дерьмо. Полное. Ты ненавидишь себя, перебираешь прошлое. В голову будто кол вбили. Навязчивые мысли прилипают как заноза. Спустя мгновение ты понимашь, что твои скулы сжаты до невозможного...

Ты нищеброд, который забил на все. Ни работы, ни знакомых, ни образования. И тебе плевать. На все. На долги, на одежду, на еду, на компьютер-интернет. На все абсолютно. Ты превратился в кусок бесполезного мяса, от которого воняет непонятно чем. Инстинктивно пьешь чай, умываешься, принимаешь ванну, читаешь что-то. Но ничто не придает тебе того кайфа, который был в самом начале. Ты понимаешь, что затянул с этим. Начались психосоматические расстройства. Желудок отказывается принимать пищу. Тонкие ощущения куда-то улетучились. Ты ничего не чувствуешь как внутри, так и снаружи. В тебе нет ничего. Пустота. Мокрая и черная. Скользкая. Ты катишься ниже и ниже. Тебя настигает паническая атака и ты сидишь в углу с трясущимися руками и широкими зрачками. Твое сердце готово сжаться до невозможного. Никто не поймет. Ты осознаешь свое жалкое существование, осознаешь беспомощность. То, что ты никому не нужен и никто не нужен тебе. Сколько упущено, сколько смыто в унитаз. Полная паника, полное отчуждение. Нет больше ничего. Реальность бьется на осколки. Ты готов даже выпрыгнуть с десятого этажа, лишь бы почувствовать хоть что-то. Хоть где-то. Хоть куда-то. Если ты не выберешься – никто тебе не поможет. Никто за тебя не сделает. Музыка… музыки нет. Людей нет. Эмоций нет. Чувств нет. Еды нет. Радости нет. Настроения не существует. В зеркале ты видишь непонятный бледный скелет с огромными синяками под глазами. Ты не понимаешь – что это перед тобой. Кто это?.. Ты смотришь на свои руки, но они будто бы не принадлежат тебе... Тебя будто бы нет. Ты словно отдельно от своего тела... Выбрасывает с каждым разом все сильнее... Нужно бежать! Далеко бежать! Без оглядки... Куда угодно!.. Помогите...

Колёса стучат на стыках, мерно покачиваются вагоны, баюкая пассажиров, а позвякивание ложек в гранёных стаканах тихим музыкальным фоном сопровождает всё происходящее. За окном мелькают пейзажи России, голые деревья, словно поражённые чудовищной болезнью, убогие домишки, угрюмо глядящие на проносящийся по железной дороге поезд. Свет в коридоре приглушён, смолкли разговоры, и большая часть людей уже улеглась спать.


Показать целиком..

Колёса стучат на стыках, мерно покачиваются вагоны, баюкая пассажиров, а позвякивание ложек в гранёных стаканах тихим музыкальным фоном сопровождает всё происходящее. За окном мелькают пейзажи России, голые деревья, словно поражённые чудовищной болезнью, убогие домишки, угрюмо глядящие на проносящийся по железной дороге поезд. Свет в коридоре приглушён, смолкли разговоры, и большая часть людей уже улеглась спать.
Я отхлёбываю чай из стакана и задумчиво барабаню пальцами по клавиатуре ноутбука: рассказ никак не хочет писаться. Идея вроде бы есть, готовы пара оборотов, просящихся в текст, но первые фразы никак не желают слетать с пальцев. Наваждение какое-то.
Я тянусь к куртке, висящей рядом, чтобы достать пачку сигарет, задумав совершить небольшое преступление в тамбуре, когда слышу тихий шёпот с полки напротив:
— Ты чего не спишь, полуночник?
— Рассказ не пишется, — отвечаю я своему приятелю. — Курить пойдёшь?
Дима отвечает, садясь:
— Отчего бы и нет. Поспать-то ты всё равно не дашь, будешь метаться по купе до утра. Писатель, блин…
Накинув куртки, мы выходим в тамбур. Перестук колёс становится громче, холодный воздух приятно бодрит.
— Приятно ночью курить в тамбуре, — внезапно произносит Дима. — Есть в этом что-то…
— Потустороннее? — подсказываю я.
— Нет. Просто. Просто что-то в этом есть.
Я согласно киваю, выдыхая дым. Димон прав, от ночных перекуров в тамбуре веет каким-то особым духом дороги. Выходишь так — и сразу чувствуешь себя не просто мчащимся непонятно куда студентом, а опытным, матёрым искателем приключений в поисках очередного Грааля.
Докурили мы в молчании, каждый думая о своём и любуясь видами зимнего леса. Затушив окурки, направились в купе. Мы были уже совсем близко, когда поезд ощутимо дёрнулся, останавливаясь. Не настолько сильно, чтобы спящие пассажиры послетали с полок, но явно сильнее, чем при торможении на станции. Скрипя тормозами, поезд остановился.
— Охренительно, блин, — бормочу я. — Чего встали-то, интересно?
— Да мало ли что. Пошли в купе, — бурчит мой приятель и легонько подталкивает меня в спину, подгоняя.
По вагону уже слышится недовольное бормотание проснувшихся пассажиров, а из купе высовываются головы с взъерошенными волосами.
— Вы что, сволочи, наделали, а?! — щерится на нас с Димой какая-то бабка, явно подозревая нас в том, что мы дёрнули стоп-кран.
Я успел только раскрыть рот для ответа, как в коридоре объявилась проводница, оглашая пространство громовым басом:
— Сохраняйте спокойствие! Возникли технические неполадки! Запритесь, пожалуйста, в купе, опустите шторы и выключите все осветительные приборы! Поезд скоро отправляется!
— А шторы-то за каким этим самым опускать? — доносится с другого конца вагона нетрезвый мужской голос.
— Чтобы ты, чудак, спросил! — мгновенно приходит в ярость проводница. — Поезд скоро отправляется, делайте, пожалуйста, как я прошу.
Мужик, похоже, не хочет сдаваться так просто, но окончания перепалки мы уже не слышим: дверь купе отсекает звуки. Некоторое время мы молча сидим в тишине, затем Дима произносит:
— Интересно, что там снаружи происходит?
Я пожимаю плечами:
— Знаешь, у меня дед в подземке работал машинистом. Ну, рассказывал там всякое... Так что... Думаю, если мы выглянем в окошко, увидим мужиков в спецовках, которые с матюками бегают вокруг поезда.
Димка ухмыляется, и мы синхронно пододвигаемся к окну и чуть убираем штору. Снаружи нет ничего необычного, вполне такой российский пейзаж: запорошённый снегом лес, чёрной стеной встающий в нескольких метрах от поезда, да фонарь, горящий где-то в отдалении.
— Мужики в спецовках, судя по всему... — начинает было мой однокурсник, но замолкает.
— Что? — переспрашиваю я.
— На фонарь посмотри. Мне кажется, или он сдвинулся только что?
— Показалось, наверное...
Нет, не показалось. Я тоже вижу, как фонарь, светящий где-то в отдалении, сдвигается немного вправо. совсем чуть-чуть.
— Димон, — прозреваю я. — Это не фонарь вдалеке. Это тут, за ближайшими деревьями кто-то светит.
На некоторое время вновь наступает тишина. Мы напряжённо вглядываемся в источник света, оказавшийся куда ближе к нам, чем мы предполагали изначально.
— О, видел?! — громким шёпотом произношу я, когда огонёк, качнувшись, сдвигается ещё немного.
Дима не отвечает, только тяжело сопит, очевидно, пытаясь понять, что же мы видим. Я же, повинуясь внезапному порыву, достаю из кармана телефон и включаю на нём фонарик, затем прислоняю заднюю стенку смартфона к холодному стеклу и провожу им из стороны в сторону. Через секунду неизвестный источник света повторяет мои движения.
— О! — восклицаю я. — Контакт с внеземной формой жизни установлен!
Мой приятель хмыкает, а я продолжаю играться с неизвестным собеседником: выписываю на стекле круг, крест, вожу смартфоном из стороны в сторону... С той стороны кто-то послушно повторяет все мои движения. Когда моя фантазия иссякает, и я опускаю руку со смартфоном вниз, огонёк в лесу, чуть помедлив, смещается снова. На этот раз — в сторону поезда. Совсем немного. А затем — ещё немного. И, наконец, начинает целеустремлённо двигаться к нам, покачиваясь из стороны в сторону.
— Твой новый друг тебя потерял, — комментирует происходящее Димка.
Я киваю, и мне отчего-то становится неуютно. Кого я приманил своей игрой? Бомжа какого-нибудь? Туриста?
Источник света приближается, и уже становится возможным различить очертания человека. К поезду нетвёрдой походкой шагает мужчина, высоко над головой держащий старую керосиновую лампу. Стеклянный кожух, защищающий огонёк от ветра, причудливо преломляет свет, и становится ясно, отчего мы перепутали его с фонарём — обычно настоящий огонь не даёт такого мертвенно-жёлтого свечения. Мужчина шагает напрямик через сугробы, как обычно говорят в таких случаях — с упорством, достойным лучшего применения.
— Поздравляю. Ты приманил психа, — говорит Димон.
Я тихонько киваю. Не могу не согласиться. Вряд ли психически здоровый человек будет ночью гулять по зимнему лесу в тренировочных штанах и футболке, да ещё и с керосиновой лампой. В его облике, кроме явно неподходящей сезону одежды, есть что-то отталкивающее, кричаще-неправильное. Походка, нелепые движения головы и рук, то, как он держал лампу — всё это говорило о том, что этот человек не в порядке. Совсем не в порядке.
— Слушай, Дим, тебе не кажется... — начинаю я говорить, когда мужчина достигает железнодорожной насыпи, но осекаюсь, едва не вскрикнув: сумасшедший поднимает голову. Его лицо распухло так сильно, что глаза превратились в узкие щёлочки, но при этом он улыбается, демонстрируя два ряда крепких белоснежных зубов. Он падает на четвереньки и скрывается из вида.
Мы с моим приятелем смотрим друг на друга, не зная, как реагировать на происходящее, а мгновение спустя с криком отскакиваем от окна: за толстым стеклом внезапно взмывает керосиновая лампа, высоко, словно знамя, поднятая в руке. Затем открытая ладонь другой руки бьётся в стекло. Мы видим, что ногти на ней отрасли настолько, что напоминают скорее изогнутые когти на птичьей лапе. Обломанные, покрытые чем-то тёмным.
— Задёрни штору! Задёрни штору! — громко шепчу я, спиной вжимаясь в стену купе и потихоньку отползая от окна.
— Смотри... — выдавливает из себя Дима, указывая куда-то рукой.
Я поднимаю взгляд над керосинкой и вижу, как из леса выходят люди. Той же походкой, спотыкаясь, падая, и поднимаясь снова и снова, медленно ковыляют к нашему окну.
— Что это?! Димка, что происходит?!
Однокурсник не успевает мне ответить — в купе врывается проводница и, с шипением подскочив к окну, опускает штору.
— Послал мне бог идиотов! — свистящим шёпотом произносит она в наступившей темноте. — Сказала же, шторы задёрнуть и не светить ничем!
— Да что происходит-то? — практически синхронно произносим мы с приятелем.
— Технические сложности! — бросает тётка и выскакивает из купе. Мы слышим, как она запирает нас снаружи.
— Что-то тут неправильно, — произношу я, и мои слова повисают в тишине.
Некоторое время мы сидим молча, слышатся только редкие шлепки ладоней по стеклу, да шуршание ногтей по металлическому корпусу поезда. Из соседних купе до нас долетает обеспокоенное бормотание, судя по тому, что нам удаётся расслышать, проводница заперла всех. Приближаться к окну больше нет никакого желания.
Я снова пробую завести разговор:
— Ты как считаешь, что случилось?
После паузы Дима отвечает:
— Понятия не имею. Завтра разберёмся, как доедем. Может, из психушки народ свалил. А может, это зомби-флешмоб такой. А может, это упыри, почему бы и нет?
Шутка отнюдь не кажется мне смешной, когда я вспоминаю распухшее лицо спешащего к поезду мужчины, но я не могу сдержать нервный смешок. Затем ещё один. Затем вместе со мной начинает смеяться Дима. Мы хохочем до тех пор, пока тишину зимнего леса не разрезает крик. Полный боли и животного ужаса крик человека, которого лишают жизни.
Бормотание в соседних купе мгновенно смолкает, зато хлопанье и шуршание заметно усиливается — крик словно вдохновил тех, кто пытался проникнуть в поезд снаружи.
— Это что сейчас было? — спрашиваю я, и мой голос дрожит гораздо сильнее, чем не бы того хотелось.
Приятель молчит.
Так, в молчании, проходят минуты. Звуки, доносящиеся снаружи, начинают нервировать всё сильнее. Я несколько раз дёргаю дверь купе, но та вполне предсказуемо не поддаётся.

— Да что же это такое, а?! — раздаётся где-то неподалёку. — Почему нас тут держат?! Почему не едет поезд?! Я требую открыть купе!
По вагону пробегает волна ропота. Похожие крики начинают раздаваться, произнесённые другими голосами.
— Тихо! Не шуметь! Скоро поедем! — перекрывают всех вопли проводницы, но её уже никто не слушает.
— Я сейчас сломаю дверь! — грозно басит кто-то, судя по звуку, примерно через купе от нас.
— Сломаешь — будешь платить! — не сдаётся тётка, но и этот, железный, по её мнению, аргумент не срабатывает.
Слышны глухие удары, затем треск и грохот.
— Где тут старший?! Меня жена ждёт беременная! — беснуется неизвестный мужик, но проводница не отвечает, видимо, заперлась у себя. — Я сейчас к машинисту пойду! Вы мне сейчас все ответите тут! Я вас засужу к такой-то матери, гниды!
Вопли и тяжёлые шаги перемещаются по вагону, очевидно, мужчина идёт по коридору к выходу. Дверь, судя по разочарованному рычанию, оказывается заперта.
— Открой дверь, мразь! — воет муж беременной женщины.
Затем все звуки сливаются в дикую какофонию: снова глухие удары, треск, угрозы и проклятия, звуки борьбы, несколько звонких шлепков, с которыми кулаки опускаются на лицо... Я практически вижу, как проводница, размазывая кровь из разбитого носа по щекам и подбородку, причитая, плетётся открывать дверь вагона. Я даже представлять не хочу, какого размера должен быть человек, способный сломать двери купе без подручных средств. Наверное, я бы тоже не смог такому отказать.
Раздаётся звук открывающейся двери. Затем вопль мужика:
— Ох, мать!
А потом женский визг заглушает все остальные звуки.
В купе начинается паника. Люди беснуются, одни требуют открыть, другие, напротив, не открывать. В стены нашего купе несколько раз бьётся что-то тяжёлое. Мы же с Димой впадаем в ступор — всё происходящее уже настолько далеко ушло от нашего понимания нормы, что мы попросту не знаем, что нам делать. Шум в вагоне всё усиливается, поэтому мы не сразу понимаем, что часть звуков доносится из коридора. Шаги. Шаркающие шаги, в полном молчании. А затем дверь нашего купе дёргают. Не очень сильно, но явно с намерением открыть. И ещё раз.
— Кто там? — подаю я голос.
В ответ раздаются лишь шлепки и шуршанье... Да ещё запах. Из коридора отчётливо начинает пахнуть разлагающейся плотью.
Вопли в вагоне усиливаются. Судя по всему, неизвестные, заполонившие коридор, успели подёргать двери во все купе. Я тихонько сползаю с лавки на пол, упорно отказываясь верить в реальность происходящего. Судя по всему, с Димкой происходит примерно то же самое. Мы оба тяжело, со всхлипами, дышим. Не знаю как мой сокурсник, а я весь вымок от пота.
Со временем вопли стихают. Находящиеся в коридоре люди тихонько переминаются с ноги на ногу, дёргают двери, шлёпают по ним ладонями, но становится понятно, что сил проникнуть к нам у них нет. Уверен, почти все пассажиры в эти мгновения благодарят проводницу за то, что она заперла всех на ключ. Как бы там ни было, мы в безопасности, а значит, сможем дождаться помощи. Помощь, конечно же, будет, как же иначе?
Но сквозь быстро ставшие привычными звуки шлепков и перетаптываний начинают пробиваться новые: по коридору кто-то идёт. Шагает тяжело, приволакивая одну ногу. Останавливается у нашего купе. Долго шарит ключом по двери. А затем глухо произносит, распахнув дверь:
— Поезд дальше не идёт. Просьба освободить вагоны.

В летнем кафе было немноголюдно. За одним из столиков сидела женщина и, улыбаясь, смотрела, как ее дочка ест мороженное, за другим уплетали борщ двое парней в белых рубашках, застегнутых на последнюю пуговицу.
— Раньше обед был, а сейчас бизнес...

Показать целиком..

В летнем кафе было немноголюдно. За одним из столиков сидела женщина и, улыбаясь, смотрела, как ее дочка ест мороженное, за другим уплетали борщ двое парней в белых рубашках, застегнутых на последнюю пуговицу.
— Раньше обед был, а сейчас бизнес... Этот, как его? Бизнес-ланч что ли... Раньше рабочие были, а сейчас все менеджерами стали. Куда ни плюнь — в менеджера попадешь, — недовольно пробурчал старик, приближаясь к столику, за которым его уже ждали.
— Жизнь течет, меняется... С ней вместе меняются и люди и названия, что тут такого, Федор Михайлович? — Смерть отодвинула солонку на край стола и смахнула с него несколько крошек.
Старик положил на стол шахматную доску и, крякнув от боли в ногах, опустился на стул.
— А вы чего так рано сегодня, мадам?
— Соскучилась, — улыбнулась Смерть, — давайте уже расставлять. Отыграться хочется, сил нет.
— Да куда вам?.. — махнул рукой дед, — вы, конечно, игрок сильный, но эту игру все-таки люди придумали. У вас другие игры совсем.
- Ошибаетесь, Федор Михайлович, у меня игры такие же. Такие же пешки, кони, слоны... Кстати, мне в этой игре больше всего знаете что нравится? Что самого сильного ферзя иногда может побить самая захудалая пешка. Этот принцип справедливости соблюдается как на доске, так и в жизни. Только вот, некоторые человеческие ферзи об этом часто забывают.
— Вам бы книги писать, — буркнул дед, — а не жизни косить.
— Каждому свое, - задумчиво откликнулась Смерть, - вообще, писателей не очень люблю. Постоянно меня в каком-то свете выставляют нехорошем. Какая я плохая, злая и ужасная. Разве вам в моем обществе неприятно?
Старик покосился на нее, но промолчал, выставив последнюю фигуру на доску.
— Ну что? Начнем? — дед потер руки и сделал первый ход.
— Или вот, к примеру, вон та маленькая девочка с мороженным. Сидит себе, ест его, радуется и не подозревает, что я совсем рядом с ней. В двух шагах. Но, ведь это не значит, что ей грозит опасность, верно? Поставьте, пожалуйста, вот эту пешку на е5.
Старик передвинул черную фигуру на место, которое указала ему Смерть и сделал второй ход.
— Вчера была на похоронах одного клиента. Все плачут, рыдают, а я вот не понимаю. По сути, ведь все вы смертны. Рано или поздно, каждого из вас за ручку отведу куда надо. Что рыдать то? Не понимаю я вас совсем... Сейчас вот эта девочка ест мороженное, она счастлива. А когда оно закончится — счастья меньше ведь не станет? Ну, может быть, мелькнет в ее голове мысль, что можно было бы и еще одно слопать, но мама ей скажет, что нельзя и они радостные пойдут дальше гулять. Так и я с вами, как с детьми. Только вот вы не понимаете, что наслаждаться жизнью нужно во время жизни, а не хныкать о том, что все не так, а в конце концов еще и помереть, так и не узнав ее вкуса.Да, дети в этом смысле понимают больше взрослых... Коня на с6, пожалуйста.
— А куда вы нас потом отведете? Интересно просто, — дед почесал затылок и сделал ход.
— Федор Михайлович, и вы туда же? — укоризненно проговорила Смерть, — мы с вами договаривались, что подобные вопросы мы обсуждать не будем.
— Да ладно вам, успокойтесь! Сам скоро увижу.
— А может и не скоро, — произнесла Смерть и заерзала на стуле, глядя на доску, — давайте попробуем... хм... ну, к примеру, слона на b4.

Около часа прошло с начала партии. Игроки напряженно всматривались в доску и , между делом, негромко беседовали.
— ... а я ему и говорю - оставь ты свой телефон и кошелек оставь! А он мне знаете что? - Смерть хохотала и вытирала наступившие слезы, - а он мне говорит — а вдруг мне жена позвонит, а я не отвечу, знаете какой скандал будет?! Ох... Я ему, мол, там связи нет, а он свое талдычит — жена позвонит, жена позвонит... Да уж, разные бывают клиенты... Ладью на а5, будьте добры.
— Веселые у вас случаи бывают, слов нет, — разулыбался старик и поставил ладью на указанную клетку, — а в-ам, кстати, вот шах, а вот и мат!
— Как так? — удивилась Смерть и склонилась над доской, — действительно... Ну и игрок же вы, Федор Михайлович! Снова меня обыграли! Я просто сняла бы шляпу перед вашим мастерством, если бы она у меня была.
— Должен признаться ваше мастерство тоже растет с каждым днем, — ответил старик и откинулся на спинку стула.
— Ну что ж... Поздравляю! — Смерть встала из-за стола и поправила свои одеяния, - в таком случае, вынуждена откланяться. До завтра!
Она махнула рукой на прощание, вышла из кафе и медленно пошла прямо по дороге. Было заметно, что она обдумывает сыгранную партию и пытается понять, где именно она допустила роковую ошибку.

***
— Там что, опять этот дед что-ли? — официантка выглянула из-за прилавка и посмотрела на свою коллегу.
— Ага, достал уже этот старпёр, — недовольно отозвалась она, — каждый день тут сидит, сам с собой в шахматы играет, а заказывает только чай потом.
— Ну что ты так сразу? Может он больной немножко. Видишь же — старый уже.
— Ну и что? Сидит, клиентов нам распугивает. Сейчас я с ним сама поговорю.
Девушка взяла меню и направилась к столику старика.
— Здравствуйте! Заказывать будете что-нибудь?
Дед как-будто вынырнул из своих мыслей и посмотрел на девушку выцветшими глазами.
— Да, дочка... Принеси мне кружку чая, пожалуйста.
— Вы знаете что?.. Я вам сейчас принесу конечно чаю, но... Не могли бы вы больше к нам не приходить? Неужели у вас друзей нету? Играйте с ними в шахматы, но где-нибудь другом месте. Просто наши клиенты смотрят на вас и... Как сказать?..
— Да я понимаю все, дочка, — улыбнулся старик, — я понимаю. Скоро я к вам перестану приходить, ты не переживай. Просто у меня все друзья уже... Как бы так выразиться? Проигрались, в общем, в пух и прах. Вот и не с кем больше играть. А у вас тут хорошо так, ветерок дует. Я ж всегда за чай расплачиваюсь. Ты меня не прогоняй, ладно?
— Да? Ну ладно... — осеклась официантка, — чай с сахаром?
— Ага, и побольше, сегодня такая игра напряженная была. Только это... Завтра я все-таки к вам еще приду, хорошо?
— Ну, что поделать. Ладно уж, приходите.

Старик пил чай и медленно, одну за одной, собирал шахматные фигуры в доску. Он прекрасно понимал, что странно выглядит в глазах других людей — всегда один, играет и негромко разговаривает сам с собой... Но косые взгляды людей и непонимание в их глазах меркло рядом с ощущением счастья и осознанием того,что он сегодня выиграл у смерти еще один день своей жизни. Он прекрасно понимал, что рано или поздно она обыграет его. Но сегодня... Сегодня он был счастлив.

Капитан! Капитан! – прозвучало сквозь сон.

Показать целиком..

Капитан! Капитан! – прозвучало сквозь сон. Я разлепил веки и увидел перед собой ржавую обшивку каюты. Маленькая каюта вся насквозь пропахла машинным маслом. Но я не жаловался. Хорошо, что я вообще оказался тут и был уже на полпути домой, поэтому мог потерпеть неудобства. Капитан! – раздался снова истошный вопль. Я уже привык к тому, что Джонс без конца кричал по утрам. Этот матрос окончательно сбрендил - ему постоянно мерещились русалки за бортом.
Погода стояла прескверная, лил сильный дождь. Видимо надвигался шторм. Мощный ветер размазывал капли воды на иллюминаторе, и сквозь стекло ничего не было видно. Шел только второй день моего путешествия, но оно начинало меня угнетать. Из гражданских на корабле не находилось никого, кроме меня, а матросы были не особенно общительными. Мне даже казалось, что все они, включая капитана, недолюбливают меня.
Вообще я очутился на каботажнике «Рогатый кит» случайно. Я частенько бывал в нелепых ситуациях, и этот вояж не стал исключением. Изначально это судно было пассажирским, однако теперь его использовали военные моряками. Из-за бюрократических проволочек я не попал на свой рейс и оказался здесь. В другой ситуации я бы, конечно, похлопотал ради более комфортной поездки, но я слишком истосковался по дому, чтобы провести еще хотя бы неделю на острове Сэнт-Скуид.
Дело в том, что пассажирские рейсы отправлялись на Сэнт-Скуид раз в месяц, а я поехал туда по долгу службы. И в какие только захолустья не заносит корреспондентов! Мое начальство неустанно отыгрывалось на мне за мои прошлые грехи. По правде говоря, если бы я в свое время не довел их пьянством и регулярным нарушениями графика, то сейчас печатал бы статьи, попивая пиво в Олд Чешире на Флит-стрит.
На этот раз Джонс разошелся не на шутку. Поначалу меня удивляло, что этого умалишенного здесь вообще держат, но матросы сказали мне, что капитан Филипс – человек суеверный и искренне верит, что Джонс способен «видеть иное и даже предсказывать беду». Что ж в таком случае, он, наверное, увидел самого легендарного нарвала, потому что теперь он вопил как-то особенно жутко…
Тут ко мне в каюту ворвался матрос.
- У нас чрезвычайное положение, сэр! Вы нужны на палубе!
Какого черта? – огрызнулся я, - Я здесь немного на других условиях, что вам, конечно, известно… Сэр! – слово сэр я сказал, как бы передразнивая болвана.
- Вы не поняли, сэр! Нужны все. Абсолютно все, кто может держать оружие!
Ругаясь, я принялся натягивать брюки. Что же такое у них там происходит? Не иначе как нацисты доплыли до берегов Северной Америки!
Когда я выбрался на палубу, то увидел, чуть ли, не всю команду с винтовками в руках. Я был в очках, поэтому из-за треклятого дождя плохо видел, но все-таки заметил, что многие матросы были здорово напуганы, некоторые даже крестились. Тем временем шторм уже вовсю разошелся, и корабль стало заметно покачивать.
Ко мне подошел капитан Филипс с зажатой в зубах трубкой. От такого количества воды вокруг трубка, конечно, не горела, что было только к лучшему, потому что обычно капитан курил какой-то совершенно отвратительный табак.
- Мистер… как вас там? - просипел он, - Впрочем, неважно! Вы же патриот своей страны?
- Вполне, - соврал безымянный моим голосом, - А что, собственно, у вас стряслось?
- Все совсем скверно, - просипел капитан, - Помните, с нами плыли еще два корабля? Посмотрите вокруг!
Я протер, как мог, очки, оглянулся по сторонам и ахнул – одного корабля не было.
- Его торпедировали нацисты? - спросил я капитана. По некоторым данным, последние десять часов наш корабль преследовала немецкая подлодка.
- Ох, парень, лучше бы это была именно она, - ответил капитан таким голосом, что у меня невольно холодок пробежал по спине.
- В каком это смысле? - удивился я.
- Послушай, сынок, ты, наверное, скажешь, что я выжил из ума или что выпивка затуманила мой рассудок, но в этих водах от зари времен водится такая чертовщина, что при встрече с ней остается либо молиться, либо - пулю в лоб…
- Так вы для этого выдали всем оружие? - усмехнулся я. Капитан выругался себе в бороду, однако больше ничего говорить не стал.
Я уже не в первый раз слышал про «чертовщину в этих водах» от членов команды «Рогатого кита». Да и стоило ли удивляться словам капитана, у которого на службе состоял Джонс. Хотя если бы я плавал столько времени без женского общества, то тоже, вероятно, высматривал бы русалок в морской воде.
И все же куда делся корабль? Может, сбился с курса и отстал? В такой-то шторм немудрено! Я хотел поделиться своими мыслями с капитаном, но он куда-то запропастился. Тогда я окликнул юнгу по имени Арчи.
- Арчи, объясни мне, какого черта такая суматоха из-за сбившегося с курса корабля?
Арчи скорчил такую жалобную мину, словно был готов наделать себе в штаны.
- Морской дьявол утащил «Луизу» в преисподнюю! - пробубнил Арчи дрожащим голосом и перекрестился.
- Тьфу ты! И ты тоже будешь болтать всякую чепуху? Какой еще морской дьявол?
- Сегодня утром Джонс высматривал…
- Русалок, - подсказал я.
- А, это… ну да, как обычно, - смутился Арчи, - Но потом он увидел нечто совершенно другое!
- Неужели Посейдона? - я попытался улыбнуться, но мне самому уже становилось как-то не по себе. В конце концов, корабль вправду могла атаковать подлодка, и тогда нам тоже было несдобровать. Тем более на нашей устаревшей шхуне орудия годились разве что для охоты на китов.
- Зря шутки шутите, мистер, с укором ответил Арчи, - Я и сам не шибко верю, что Джонс видел хотя бы одну русалку в своей жизни, но сегодня он позвал меня и дал бинокль. Я бы очень хотел, чтобы то, что я увидел потом, мне всего лишь привиделось …
- И что ты увидел? Вражеский флот?
- Я увидел… Его! Дьявола! Он одним махом пробил борт «Луизы» и отправил ее со всем экипажем на дно в свое царство.
- Очевидно же, что это была торпеда! – раздраженно крикнул я на юнгу.
- Мистер, сегодня мы все погибнем! Но дьяволу не достанутся наши души, если успеть застрелиться!

- Какой же ты кретин, Арчи! В момент, когда надо собраться, ты разводишь панику! Господи, за что ты отправил меня с этими суеверными олуха…
Мое негодование прервал мощный толчок такой силы, что я вместе с остальными упал на скользкую от чудовищного количества воды палубу.
И вот тут, могу поклясться, я услышал ужасающий рев, исходящий как будто из утробы огромного живого существа. Рев был настолько громкий, что заглушал даже бурю. Прежде, чем я осмыслил случившееся и попытался встать, шхуну ударило во второй раз.
«Торпеды, нам конец!» - мелькнула в голове страшная мысль.
Матросы на палубе побросали свои винтовки и стали в панике бегать кругом. Оказалось, что кто-то упал за борт, когда корабль атаковали, но остальные и не думали помогать им. Капитан Филипс отдавал какие-то приказы, но его никто не слушал. Зрелище было кошмарное. Кто-то плакал, кто-то молился, а кто-то стоял в оцепенении.
Раздался выстрел. Я обернулся и увидел тело Арчи, катящееся по палубе и оставляющее кровавый след. Все-таки парень решился.
- Смотрите, смотрите! - закричал какой-то матрос, тыча пальцем в воду. Страх – сильнейшее чувство, но любопытство сильнее. Я вскочил на ноги и подбежал к борту судна.
Поначалу я ничего не видел, но потом из воды высунулось нечто исполинских размеров. Огромная покрытая зеленой чешуей махина проплывала прямо под кораблем. Она плыла довольно быстро и все никак не кончалась, периодически задевая «Рогатого кита», отчего он сотрясался, как от землетрясения.
Наконец, тварь исчезла и все замерли в ожидании. Вдруг раздался мощный треск, как будто кто-то ломал гигантское дерево. Я обернулся и то, что предстало перед моими глазами, навсегда зародило в моей душе бездонный ужас, который до сих пор мешает мне спать по ночам.
Второй корабль, плывший рядом с нашим – «Надежда» – был обхвачен отвратительными лапами, столь большими , что в каждой из них без труда могло уместиться по два истребителя. Монстр сжимал корабль, как тиски, и «Надежда» деформировалась прямо на глазах. Затем монстр легко, как игрушку, опрокинул корабль на бок и потащил в бездну.
Было видно, как люди пытались спастись, но образовавшаяся воронка не оставила им шансов.
Никто на «Рогатом ките» не проронил ни слова, ибо разыгравшееся кошмарное зрелище, опустошило нас. Мы стояли на палубе, как смертники в ожидании казни. Я стал вглядываться в воду и вдруг увидел Его. Он смотрел на меня сквозь толщу воды своими янтарными демоническими глазами. Этот свет проникал в самое нутро, оставляя отчаяние и безысходность. Затем дьявольский свет потух. Чудовище оставило нас…
Не стану описывать дальнейшее путешествие. Скажу лишь, что то, что мы увидели, навсегда изменило наши жизни. Потом газеты писали, что некоторые члены команды «Рогатого кита» вскоре умерли, кто-то сошел с ума, а кто-то покончил с собой.
Я же уволился с работы и не сплю уже долгое время. Я стал абсолютно негоден для нормальной жизни и теперь живу у сестры. Я практически не покидаю своей комнаты, и когда смотрю в зеркало, на меня глядит лицо старика. Я чувствую, что очень скоро умру. Честно говоря, это единственное, чего я теперь желаю. Однако произошедшие события тяготили меня и я не могу молчать. Вряд ли кто-то поверит, что описанное здесь – правда. Может это и к лучшему. Люди не готовы к истине.
Во вселенной есть вещи за гранью человеческих возможностей, и все что остается – это смирение. Люди считают, что технический прогресс поможет им рано или поздно полностью подчинить себе этот мир, но это большое заблуждение. Наш разум не в состоянии охватить всю бесконечность бытия, из глубин которого на нас, как на пыль, взирают жуткие чудовища.

/wall-92157416_32428
/wall-92157416_32431

Приснилась тян, с которой я учился 3 класса. Со второго по четвертый. Тян во сне конечно была идеализирована по интеллекту и по внешности (Даже жалею что нашел ее фотки, во сне она была моложе и красивее).

Показать целиком..

Приснилась тян, с которой я учился 3 класса. Со второго по четвертый. Тян во сне конечно была идеализирована по интеллекту и по внешности (Даже жалею что нашел ее фотки, во сне она была моложе и красивее). Да и вообще от нее самой осталась только внешность. Так вот. Снится мне что учусь я снова с ней, в классе так 11. И тут однажды, она мне пишет в вк. И говорит нужно встретиться лично указывает место ну и я прихожу. выясняется что эта тян готовит теракт в школе. И я по ее оценкам хороший кандидат на исполнение. Мы вместе с ней одеваемся в форму докторов, заранее зная о линейке заболеваем, сначала она, затем я. Приходим на линейку с сумкой медработников, у сумки таймер в 15 секунд, ставим рядом с толпой людей. И уходим, все это делалось в медицинских перчатках, в шапочке докторов и в медицинских масках. Никто ничего не заподозрил. И через 15 секунд прогремело два взрыва. Мы уже в этот момент зашли в подвал одного жилого дома и там переоделись сняли с себя халаты маски и перчатки. Дошли до автобуса который идет к окраине города. И в лесу в заранее заготовленном месте, а именно в бочке сожгли всю одежду и перчатки в которых мы притворялись докторами. Далее Тян пропала. Началось расследование. Но тян так и не нашли. Оказывается тян умело совершает теракты уже не один год меняя свою личность. И как то я увидел ее будучи проездом в другом городе. Она совершенно изменилась внешне, на самом деле она узнала меня, а не я ее, я чуть было не пропустил ее мимоходом. Она сказала мне: Я знаю что ты теперь стал чаще молчать, ты хороший солдат, было приятно работать с тобой. Последние минуты сна прошли в классе который пострадал от взрыва. В взрыве погибло 18 человек. Я сижу в классе и задумываюсь, и все думают что я жалею погибших, на деле же я думаю где же сейчас эта тян, которая так ловко меняет личности и устраивает терракты по всему миру, судьба этой тихони для меня загадка.

В тот вечер мне было очень хорошо — тело полностью расслаблено, в голове искорки счастья. Одним словом, позитивный настрой. Вот в таком добрейшем расположении духа я и уснул.


Показать целиком..

В тот вечер мне было очень хорошо — тело полностью расслаблено, в голове искорки счастья. Одним словом, позитивный настрой. Вот в таком добрейшем расположении духа я и уснул.

Через час я проснулся от ощущения, что в комнате кто-то есть. На тот момент я один жил — с женой разошелся, а кота тогда еще не было. Ни друзья, ни какая-либо девушка в ту ночь у меня не ночевали. Не буду врать — я не помню, что я тогда подумал, и думал ли вообще до того момента, как увидел её. А как увидел — в голове стало пусто.

Я живу на мансарде и из–за скошенных потолков не могу поставить в квартире шкафы и прочую подобную мебель. Посему роль гардероба исполняют шёлковые занавески, прикрывающие что-то вроде ниши в стене. Вот там она и стояла. Я даже зимой сплю с открытыми окнами, включив батарею на максимум, а бабьим летом-то и подавно, плюс вентилятор работал. Вот под его ветром занавеска колыхалась, и свет из окна совсем чуть-чуть затрагивал краюшек её волос. Волосы у неё имели ярко-рыжий огненный цвет и выделялись в темноте не то чтобы ярко, но как-то неестественно.

Потом она в мою сторону пошла. У меня спальня маленькая, двухспальная кровать две трети пространства занимает — от угла, где она стояла, до моей подушки расстояние четыре метра, но она всё шла и шла ко мне. Нет, она не тянула ко мне руки и не издавала идиотских звуков, как во второсортных фильмах. Меня «высадило», как говорится — по-настоящему «высадило». Я прекрасно понимал, что это всё не по-настоящему, и в тоже время ничего не мог с этим поделать. И вдруг раз — она была еще на полпути до меня, и уже сидит возле моей головы, поджав под себя ноги. И холодом от неё веяло.

Сидит и смотрит на меня, склонив голову. Рыжая — что твой жидкий огонь. А глаза, наоборот, голубые, холодные очень и светятся. Лицо целиком в тени, контур лишь видно. Сидит и смотрит, не дышит, не двигается, вообще ничего не происходит! Тишина… Уличные звуки существуют, но доносятся как-то приглушенно. Я пытаюсь отодвинуться, хотя бы чтобы она мне в глаза не смотрела. Знаете, когда во сне пытаешься от кого-то убежать, а ноги тебя не слушаются? Ты понимаешь: надо бежать из всех сил, но ноги ватные или в трясине какой-то, и ты почти не способен сдвинуться с места. Вот и я смог лишь чуть-чуть повернуть голову — она чуть наклоняется и продолжает смотреть прямо мне в глаза.

Мне казалось, что еще немного, и я сойду с ума. В этот момент она на кровать ко мне села, положила мне руку на лоб и абсолютно нормальным голосом, даже, как мне показалось, со смешинкой, спрашивает: «Не узнал, что ли?».

То, что она разговаривает, да еще я понимаю смысл её слов, до меня дошло не сразу. А как дошло, всё стало пугающе реально. Я почувствовал, что ко мне вернулся контроль над телом и пропала «вата» в ушах. Я услышал грохот вентилятора и то, как во дворе кричат алкоголики. Наконец, я сказал: «Нет, не узнал», — и она тут же исчезла.

Лежу, не шевелюсь, сердце стучит, руки–ноги трясутся, в ушах гул, кожа вся в мурашках, в глотке пересохло. Сколько так лежал, не знаю, пока не подумал, мол, надо пойти водички попить. Встал, поплелся на кухню. Доковылял до крана, попил. Всё отлично, успокоился. Иду обратно, выхожу в коридор, а в зеркале, что на дальней стене висит, стоит она и ухмыляется.

Я понимаю, что не боюсь, и спокойно иду к зеркалу, при этом вижу своё отражение со спины. Я подхожу к зеркалу почти вплотную, так что в зеркале мы стоим вплотную друг к другу, но она смотрит мне в глаза, а не моему отражению. Теперь её лицо хорошо видно; в нём есть что-то неуловимо знакомое, но я не верю чувству дежа-вю — оно слишком часто меня накрывает. Она обнимает моё отражение и шепчет на ухо: «Не узнал… Ну и ладно, может, еще и свидимся», — и пропадает так же, как и из спальни. И мне тут же стало как-то тоскливо и одиноко, что ли. Печаль такая добрая накрыла, как когда друзья лучшие прощаются и не знают, когда вновь увидятся.

А потом я проснулся. Улыбнувшись — мол, приснится же такое, — пошел на кухню и едва не наложил в штаны, увидев на столе недопитый стакан с водой.

Я буду очень благодарен вам, если вы не поверите ничему из того, что здесь написано. Как бы я сам этого хотел – прочитать свой рассказ глазами человека со стороны, возмутиться и объявить всё написанное ложью! Отчасти ради этого я и взялся записать свои воспоминания о событиях одной снежной декабрьской ночи под Новосибирском.

Показать целиком..

Я буду очень благодарен вам, если вы не поверите ничему из того, что здесь написано. Как бы я сам этого хотел – прочитать свой рассказ глазами человека со стороны, возмутиться и объявить всё написанное ложью! Отчасти ради этого я и взялся записать свои воспоминания о событиях одной снежной декабрьской ночи под Новосибирском. Однако же, я всё равно не могу понять, почему я до сих пор работаю в лаборатории, а не прохожу курс лечения в психиатрической больнице. Возможно, именно вы разгадаете эту загадку.
Меня зовут Глеб Яковлев. В декабре 1997 года я отправился в командировку в Новосибирский Академгородок. Тогда я был младшим научным сотрудником одного провинциального НИИ. Наш отдел занимался сильной и слабой локализацией электронов в металлах и я ехал с устным докладом по этой теме, представлявшим собой результат полутора лет напряжённой работы.

Поздним вечером 6 декабря я занял своё место в плацкартном вагоне поезда, следующего в Новосибирск. Путь занимал два дня, и в ночь с 8 на 9 декабря я должен был прибыть в предоставляемое общежитие. Утром 9 числа, после официального открытия конференции, начиналась регистрация участников, распределение докладов по дням и аудиториям. На эту регистрацию я ни в коем случае не должен был опоздать, поэтому заранее решил спать в поезде как можно больше, чтобы потом, не дай Бог, не проспать открытие. Поставив перед собой такую задачу, я немедленно приступил к её реализации: забрался на свою верхнюю полку, положил под голову сумку, накрылся пальто и уснул, как убитый, несмотря на то, что свет в вагоне ещё не погасили, и повсюду слышались довольно оживлённые разговоры. На тот момент я всего полгода как окончил университет, и студенческий образ жизни ещё не выветрился из меня до конца. Проснулся я в третьем часу следующего дня по своим непереведённым часам. «Ну и чёрт с ними, приеду – переведу», - подумал я, поглядывая в окно.

За окном проносились картины настоящей русской зимы. Железная дорога проходила между двумя полосами соснового леса, до которых было около двухсот метров в каждую сторону. Мелькал снег, но из-за скорости было не понять, была то метель или простой снегопад. Завтракать было поздно; пообедав, я вновь водрузился на полку. Сосновый лес за окном успел смениться довольно густым еловым, и значительно придвинулся к путям. Поняв, что спать мне не хочется, я достал из сумки доклад и стал в тысячный раз проверять, всё ли в нём гладко. Убедившись, что ни одна запятая за ночь не пропала, я попросил у соседа с нижней полки газету и стал читать обширную спортивную рубрику. Увлекшись чтением, я не сразу заметил, что что-то вокруг стало не так.

Разговоры по-прежнему звучали в вагоне отовсюду, но в интонациях людей явственно слышались тревога и озабоченность. Я огляделся. Многие пассажиры прильнули к окнам, силясь что-то рассмотреть. До меня не сразу дошло, что мы уже никуда не едем, а стоим на месте. Теперь было совершенно ясно, что за окном не просто снегопад, а невероятной силы метель. За сплошной стеной снега едва-едва виднелся лес, придвинувшийся теперь ещё ближе к путям. Синие сумерки уже сгустились. «Так. - Сказал я себе. – Если мы стоим, то где же станция? А если станции здесь нет, то почему мы стоим? Нет, это надо срочно выяснить». Впрочем, в общих чертах ситуация была понятна и так. Свирепая сибирская вьюга замела пути и наш поезд не мог продвигаться дальше сквозь сугробы. Меня интересовало лишь одно: сумею ли я добраться до Академгородка к следующему утру? Я посмотрел на часы. Учитывая разницу в часовых поясах, в Новосибирске сейчас половина седьмого вечера 8 декабря. Что ж, будем ориентироваться по этому времени, подумал я, подкручивая колёсико часов. Сейчас же нужно идти к машинисту и всё выяснить.

Добравшись до электровоза, я обнаружил, что кабина машиниста пуста, а дверь на улицу открыта. Пройдя ещё несколько шагов, я обнаружил машиниста, двух проводников и трёх сотрудников милиции, отчаянно орудующих снегоуборочными лопатами. Увидев размеры заносов, я почувствовал, как мне становится не по себе. Сугробы были уже выше колена взрослого человека, и продолжали медленно, но верно расти. Рядом с машинистом стоял ещё один пассажир. Это был коренастый дедушка, он громко кричал что-то в ухо машинисту сильным, совсем не старческим голосом, стараясь перекричать завывания ветра. Я подошёл ближе и понял, что дедушку интересует приблизительно то же, что и меня. В голосе машиниста отчётливо слышалось раздражение, но отвечал он на все вопросы прямо, и его ответы совсем меня не радовали.

Если раскапывать пути вручную, то до следующей станции наш поезд доберётся не ранее, чем к утру. Нет, следующая станция – ещё не Новосибирск. Нет, больше лопат в поезде нету. Да, они давали радиограмму, запрашивали аварийный поезд. Вернее, пытались, но связь очень плохая. Когда сделают перекур, снова попытаются. Да, он раньше попадал в такие ситуации, и ничего, жив-здоров.

Я поинтересовался, какова вероятность того, что я попаду в Новосибирск утром, и машинист уверенно сообщил мне, что такая вероятность равна нулю.

— Но мне нужно туда срочно. Срочно, понимаете?
— Парень, посмотри вокруг, - машинист устало опёрся о лопату. – Я что тебе, Моисей? Думаешь, я руками разведу – и рельсы чистые? Ну-ка, не мешайся.

Я плюнул с досады и запрыгнул в тамбур. Почему мне так чудовищно не везёт? Мою заявку на участие в конференции очень долго не хотели рассматривать. Вначале я даже пытался «накинуть» себе пару лет возраста и «повысить» в должности. К счастью, этого не потребовалось. И вот теперь, когда, казалось, все преграды устранены, мой поезд застрял в снегу где-то в Сибири. Что за несправедливость! В сердцах я ударил кулаком по стене тамбура и взвыл от боли, чуть не сломав кисть.

— А я смотрю, в Новосибирск тебе действительно позарез надо, – послышался уже знакомый голос.
— Не то слово, - ответил я, потрясая отбитой рукой.
— Куда тебе надо-то? – поинтересовался старик.
— В Академгородок. Самое позднее – в десять утра.

Мы дошли до купе, в котором ехал дедушка. С ним ехал только один пассажир, совершенно невзрачный человек средних лет. Я рассказал старику свою печальную историю. По вагону ходила проводница, объясняя пассажирам сложившуюся ситуацию. Дедушка долго поглаживал щетину, смотрел то на часы, то в потолок. Было видно, что он напряжённо думает.

— Я сам из Новосибирска, - сказал он наконец, – поэтому местность знаю. За десять минут до того, как остановиться, мы проехали мимо станции «k-тый километр». На ней всего два дома и вокзал. На вокзале работают мои знакомые. Если тебе действительно так сильно нужно в Новосибирск, то мы можем пешком дойти до этой станции, попросить у тамошнего смотрителя две пары лыж, и отправиться через лес. Дорогу я знаю прекрасно. Никакой лыжни сейчас, конечно, нет, но я могу тебе сказать с уверенностью, что часов в восемь мы выйдем из леса у посёлка N. Каждые полчаса там ходит икарус до Академгородка. К десяти часам будешь на месте.

Я задумался. Невзрачный сосед моего нового знакомого широко раскрыл глаза и смотрел то в окно, то на меня. Я и сам понимал, что перспектива провести ночь в глухом лесу, в метель, вверив свою судьбу неизвестному старику, более чем сомнительна. Но я также понимал и то, что это мой единственный шанс успеть на регистрацию. Кроме того, я любил рисковать, и это меня не раз выручало.

— Хорошо, - согласился я. – Пойду заберу свои вещи и подожду вас в хвосте состава.

Невзрачный сосед раскрыл глаза ещё шире и как-то вжал голову в плечи.

— А другой одежды у тебя нету? – дедушка подёргал меня за галстук. – Ты в этом по лесу идти собрался?
— У меня есть свитер и тёплые штаны.
— Вот, советую переодеться. И выпей стакан горячего чаю с лимоном. Встретимся в последнем вагоне через двадцать минут.

Уходя, я заметил абсолютно безумный взгляд Невзрачного, направленный на старика.

Дойдя до своего места, я быстро переоделся, выпил два стакана чаю, надел пальто и шапку, повесил сумку через плечо. Мой спутник уже ждал меня в последнем тамбуре. Он был в полушубке и валенках, на голове – вязаная шапка, за плечами – старый-престарый (и судя по всему, самодельный) рюкзак. «О, да, - подумал я, - «Жил в нашем заводе старик один, по прозвищу Кокованя». В лесу он будет совсем архетипично смотреться. Только что бороды недостаёт».

— Готов? Меня зовут Георгий Михайлович, кстати говоря.

— Глеб, – я пожал старику руку. Рука у него была удивительно крепкая, что ещё больше дополняло образ.

— Ну, пошли. – И Георгий Михайлович спустился на снег.

Я спрыгнул следом, и мне тут же расхотелось куда-то идти. Захотелось вернуться назад, в тёплый вагон, снять пальто и выпить ещё пять стаканов чаю с лимоном. Я же вместо этого шёл, утопая в сугробах, под бешеной метелью, закрывая рукой левое ухо от ветра. Обернувшись через минуту, я не увидел поезда: его заслонила от меня густая стена летящего снега. Впереди маячила коренастая фигура старика-аборигена. Метрах в тридцати по обе стороны стоял тёмно-синий еловый лес, апериодически усеянный высокими мачтами сосен; ветер гудел в вершинах. И в тот момент я, как и миллиарды людей до меня, осознал всю степень своего ничтожества перед силой природы. Я находился между станцией и поездом, у меня был опытный проводник, но я чувствовал, что моя жизнь всецело в руках стихии. «Стыдно, Глеб! – укорял я себя. – Учёный ты, или пещерный человек? Немедленно оставь такие мысли!» Но мысли никуда не уходили, они лишь трансформировались, принимая всё более причудливые формы, и наконец, обратились в необъяснимое, но очень острое ощущение того, что слева кто-то наблюдает за мной из чащи леса. Как назло, ветер дул именно с левой стороны, поэтому я не мог ничего разглядеть. Борясь с желанием пуститься дальше бегом, я вновь посмотрел в сторону старика и с облегчением обнаружил, что впереди замаячили жёлтые пятна окон и фонарей маленькой железнодорожной станции «k-тый километр». Не прошло и пяти минут, как Георгий Михайлович уже стучал в служебную дверь здания вокзала. На пороге появился седой, сутулый человек, который вместо приветствия сказал лишь: «Ба!», после чего немедленно впустил нас.

Внутри было довольно уютно, как всегда бывает уютно зимней ночью в тёплом помещении. Комната, в которую мы попали, очевидно, не была предназначена для присутствия в ней случайных людей. Здесь явно обитал только смотритель, и на всём была печать его присутствия: старая настольная лампа с абажуром, пепельница с трубкой, карта БССР на стене, изрядная стопка старых книг на диванчике, а также плохо замаскированный шерстяным шарфом штоф водки. Последний не укрылся от внимания Георгия Михайловича.

— Ты, как снегу навалит, сразу пить. – Строго заметил он. – Бросай ты эту дурную привычку!

Человек, впустивший нас, был моложе моего спутника лет на десять. Он немедленно налил нам крепкого чёрного чаю, и у двух стариков занялся серьёзный разговор о моём затруднительном положении.

Решив не мешать беседе двух старых друзей, я подошёл к окну. Ветер постепенно стихал, чего никак нельзя было сказать о снегопаде. Окно выходило на сугроб, который недавно был рельсами. Но взгляд мой скользнул дальше, остановившись на стене леса. Неприятное чувство, что оттуда на меня смотрят, никуда, оказывается, не делось, и теперь разгоралось с новой силой. Я внимательно рассматривал засыпанные снегом ветви, как вдруг две или три стоящие рядом молодые ели содрогнулись от оснований до макушек, стряхивая белые «шапки». Широко раскрыв глаза, я уставился в образовавшуюся тёмную прогалину между покрытыми снегом ветвями. Я ожидал, что сейчас из леса выйдут люди, или раздадутся удары топоров. Но ничего не происходило. И только иррациональное ощущение взгляда стало ещё сильнее. Я смотрел туда, а на меня смотрели оттуда. Это продолжалось около минуты, когда, наконец, раскрывая глаза ещё шире (но всё равно не веря им до конца), я увидел, как две молодые и сильные ели, высотой около пяти метров каждая вдруг со скрипом стали раздвигаться так, словно кто-то зацепил их за верхушки и потянул в разные стороны.

— Глеб!
Я обернулся.
— Пошли сюда. – Деловито сказал Георгий Михайлович, спускаясь вслед за смотрителем в люк в полу.

Сделав два шага в направлении люка, я снова обернулся и посмотрел в окно. Ели были на месте, но колебались так, как будто их только что отпустили из согнутого состояния. Решив, что сейчас об этом задумываться всё равно бессмысленно, я спустился в подпол.

Тут оказался настоящий склад. Впрочем, ничего другого и ожидать не приходилось. Хозяин уверенно разбирал хлам и вскоре извлёк из-под него несколько пар удивительно старых лыж. Они были совершенно без опознавательных символов, деревянные, а таких креплений я не видел, кажется, со школы: в обрезанный «нос» калоши надлежало вставить свой валенок или ботинок, остальная часть которого присоединялась к креплению ремнями с застёжками. Понимая, что выбирать мне не приходится, я подобрал себе лыжи по росту, взял палки и поднялся по лестнице.

Мы поблагодарили смотрителя, простились с ним, и снова вышли на улицу. Снегопад, наконец, почти прекратился, и из-за туч показалась луна. Ветер также совсем стих, поэтому я смог по достоинству оценить красоту сибирской зимней ночи. Высокие столетние ели перетекали макушками в тёмно-синее морозное небо. Мне казалось, что самый воздух играет музыку в стиле Чайковского или Свиридова. Мы встали на лыжи, и вскоре лес поглотил нас полностью. Обернувшись, я не увидел ни огонька от станции, не услышал ни звука от заведённого мотора электровоза. Единственным источником света стала луна, подсвечивающая сугробы на земле и ветвях деревьев. Я слышал только хруст снега и поскрипывание старых сосен. Я и мой загадочный проводник стали единственными людьми во вселенной бескрайнего зимнего леса; не было больше ни поезда, ни Новосибирска, ни станции «k-тый километр», не было ничего, кроме снега на земле, снега на ветвях, скрипа лыж и полной луны.

Двигаться по лесу оказалось легче, чем я предполагал, и значительно легче, чем идти от поезда, утопая в сугробах и заслоняясь рукой от ветра. Широкие лыжи отлично держали нас, не проваливаясь слишком глубоко. Первым шёл Георгий Михайлович, уверенно прокладывая путь по одному ему ведомым ориентирам. Этому сказочному деду было не менее семидесяти лет, но я, с моей молодостью и здоровьем, едва поспевал за ним (а ведь он не просто ехал, он прокладывал лыжню для меня, что было значительно тяжелее). Впрочем, продвигались мы не слишком быстро. Я посмотрел на часы. Они показывали восемь часов вечера, хотя, как я уже отметил, вокруг была совершенная тёмная ночь. По прогнозам Георгия Михайловича, до посёлка N оставалось около двенадцати часов пути.

Здесь я вынужден объявить, что отныне мой рассказ значительно потеряет в точности. Это вселяет в меня надежду: может быть, и не было ничего, о чём я собираюсь рассказать. Может быть, именно по этой причине я не скажу точно, в какой момент у меня снова возникло ощущение, что кто-то смотрит мне в спину. Не могу также сказать и того, сколько раз я тревожно оборачивался и не видел ничего, кроме деревьев. Не могу назвать час и минуту, в которые раздался далёкий, но очень громкий треск позади нас. Могу лишь сказать, что когда старик объявил отдых, присаживаясь на ствол поваленного дерева, я выбрал место на этом же стволе так, чтобы всегда смотреть в ту сторону, откуда мы приехали.

Я снова посмотрел на время: мы двигались уже два часа. Ощущение наблюдения стало слабее, как будто смотрящий на некоторое время отвёл свой взгляд в сторону. Воспользовавшись передышкой, я спросил у своего спутника, что он думает по поводу треска, который мы слышали не так давно. Старик уверенно и совершенно спокойно ответил, что это старая сосна сломалась под тяжестью снега, и произошло это приблизительно в семистах метрах от того места, где мы в тот момент находились. Казалось, он совершенно не ощущал на себе никаких пристальных взглядов, из чего я чуть было не заключил, что смотрят на меня одного, но тут же мысленно одёрнул себя. Мне стало неприятно от осознания факта, что какие-то старые деревья заставляют меня едва ли не верить в духов и прочую чертовщину. Это настолько не стыковалось с моим родом деятельности, что я демонстративно отвернулся от проложенной лыжни и стал смотреть вверх.

Поглотив некоторое количество предоставленного смотрителем чая из термоса, мы застегнули лыжи и отправились дальше. Далее снова крайне приблизительный хронометраж событий. Следующую остановку мы сделали около полуночи и в этот промежуток времени мы дважды слышали треск ломающихся деревьев. Согласно оценкам Георгия Михайловича, первый из них раздался приблизительно в километре справа от нас, а второй – в два раза ближе и сзади. Теперь я также относился к этому спокойно, потому что больше никаких иррациональных взглядов не ощущал и даже мысленно смеялся над своим недавним беспокойством. Снегопад полностью закончился. Мы снова двинулись вперёд.

Думаю, это случилось ближе к половине первого ночи. Я ехал и осматривался по сторонам, любуясь пейзажем. Спина моего провожатого, как обычно, маячила впереди. Неожиданно я обратил внимание на очень высокую и старую сосну метрах в пяти слева от меня. О её возрасте говорила значительная толщина. Молодые ёлочки, тесно обступившие сосну, росли удивительно симметричной группой, если смотреть именно оттуда, откуда я смотрел. Я остановился. Самое удивительное было не в симметрии ёлочек. На стволе старого дерева, на высоте около шести-семи метров, был значительный нарост льда весьма правильной формы. Напряжённо вглядываясь в его очертания, я постепенно различил длинный прямой нос, глубокие глазницы, бороду…. Сомнений быть не могло: на старой сосне висел чей-то портрет, высеченный изо льда. Я почувствовал, как беспокойство возвращается ко мне. Что-то ирреальное, нечеловеческое было во всей этой картине. Я снова посмотрел вперёд и не увидел впереди Георгия Михайловича. Я сделал два шага по лыжне и вдруг совершенно ясно осознал, что сзади кто-то смотрит прямо мне в спину, и что этот таинственный кто-то стоит совсем близко. Я начал оборачиваться и это спасло мне жизнь. Трёхсотлетняя сосна сильно накренилась в мою сторону и начала неотвратимо падать. Раздался страшный треск, похожий на хрип, я увидел, как ледяное лицо приближается, вперив в меня пустые глазницы. В следующее мгновение я одним махом развернул лыжи вправо и, делая огромные шаги, бросился бежать по сугробам. Сзади меня с шумом обрушилась сосна, и этот шум смешался с каким-то новым звуком, как будто гигантский зверь выдохнул через нос. Сзади взвился снег, в спину мне ударил неизвестно откуда взявшийся в лесу ветер, и я слишком поздно понял, что передо мной обрыв.

Искать другой путь времени не было. Я уже не сомневался, что нас кто-то преследовал всё это время и что он наконец настиг меня. Зарываясь в снег по колено, выныривая наружу, бессмысленно размахивая руками и чудом не падая, я катился вниз по снежному склону. Вот я заставил лыжи появиться на поверхности, вот повернул их, объезжая ёлку, и тут же наткнулся на другую, старую и густую. Я с шумом врезался в заснеженную ветку, завалился на спину, ожидая, что проеду дальше, но перед глазами беспорядочно замелькали различные фрагменты ёлки, со всех сторон я чувствовал иглы, за шиворот мне сыпался снег с ветвей и я перестал понимать, что происходит. Неожиданно я почувствовал сильный толчок, вылетел из объятий ёлки и обнаружил себя в трёх метрах над землёй. Я упал на другую ёлку, снова толчок, снова полёт, обрыв подо мной резко уходит вниз, сугроб стремительно приближается. Я успел перевернуться на спину в воздухе, почувствовал последний толчок и потерял сознание.

Придя в себя, я обнаружил, что вокруг очень тихо. Не дул ветер, не скрипели сосны, небо было ясным. Я лежал на спине, погрузившись на метр в сугроб, раскинув руки, присыпанный снегом. Мне было совсем не холодно, только снег, попавший за шиворот при падении, растаял, но нельзя сказать, чтобы образовавшаяся вода доставляла мне сильные неудобства. Было странное чувство умиротворения; мне не хотелось вставать, хотелось остаться здесь, подобно медведю в берлоге, и проспать до весны. Но постепенно здравый рассудок стал возвращаться ко мне. Я был одновременно атакован двумя неприятными мыслями: во-первых, я не мог понять, что произошло и чем мне это грозит в дальнейшем, а во-вторых, я понимал, что потерял Георгия Михайловича и кучу времени. Подумав о куче времени, я сделал попытку посмотреть на часы и немедленно осознал, насколько у меня болит всё тело. Наконец, левая рука освободилась из-под снега. Десять минут второго. Я понял, что необходимо действовать. Скрипя негнущимися суставами, я принял вертикальное положение, мимоходом сделав поразительное открытие: обе лыжи и обе палки были совершенно целы и не потеряны. Но то, что я обнаружил, оглядевшись по сторонам, сделало совершенно несущественным последний факт. Не веря глазам, я смотрел на удивительно красивый лес - гигантские ели, покрытые снегом, сверкающие в лунном свете причудливой формы сугробы – смотрел и понимал, что перед тем, как потерять сознание, я был совсем, совсем в другом месте. Даже мой безумный спуск, перешедший в падение, не мог привести меня сюда. И было ещё кое-что, что иррациональным образом подтверждало такой вывод: вокруг меня не было никаких следов. Ни близко, ни далеко, ни моих, ни чьих-либо ещё. Они не были занесены снегом или заметены с целью сбить меня с толку. Их просто не было. Из всего этого однозначно следовало, что я никак не мог попасть в это странное место, и всё же именно в нём я неумолимо находился.

Смирившись с обрушившимися на меня фактами и осознав бесплодность попыток объяснить их на месте, я решил, что единственное, что мне остаётся – это найти след, оставленный Георгием Михайловичем и проследовать по нему дальше. Я принял за рабочую гипотезу, что некая неведомая мне сила несла меня дальше именно в том направлении, в котором я свернул с лыжни, спасаясь от падающей сосны. Вспомнив, где была Луна относительно меня, когда я ещё был на лыжне и решив, что за прошедшее время она не могла сильно поменять своё положение на небе, я выбрал направление, двигаясь вдоль которого я вернее всего пересеку лыжню старика. Несмотря ни на что, я надеялся выполнить то, зачем ехал. Отряхнув от снега пальто и шапку, поправив сумку на ремне, я двинулся в путь.

Прокладывать лыжню оказалось делом нелёгким, но широкие деревянные лыжи, похоже, были специально предназначены для движения по нетронутым сугробам, поэтому я уверенно продвигался вперёд. На этот раз я не пренебрегал своими ощущениями, но инстинкты молчали: очевидно, тот, кто так долго преследовал меня, потерял интерес к моей персоне.

Ориентироваться по Луне было довольно просто, прокладывание лыжни тоже вскоре превратилось в механический труд, поэтому через полчаса пути я стал позволять себе любоваться зимним лесом, который оставался для меня прекрасным, несмотря на то, что в нём происходило. Вскоре я стал замечать, что лес вокруг меня отличается от того, что я видел в первые четыре часа нашего путешествия. Сугробы лежали красивым волнистым ковром, в некоторых местах образуя нечто вроде столбов в человеческий рост. Иногда эти столбы имели слегка закрученную вокруг своей оси форму. Ветви ёлок также росли довольно странным образом. Казалось, что некоторые деревья как бы «держатся за руки» нижними ветками, кое-где я видел даже некое подобие хороводов. То здесь, то там росли кустарники, чьи ветви были полностью белыми от покрывавшего их снега. Эти кустарники становились всё чаще, и в какой-то момент я осознал, что они «обступили» меня с двух сторон довольно плотно; ветки соединялись в паре метров над моей головой, и при должном воображении можно было представить, что я еду по некоему ледяному коридору, подсвеченному Луной. «Коридор» этот, впрочем, вёл как раз туда, куда я направлялся, поэтому я ехал по нему, не думая о том, что всё это может оказаться не случайным. Однако лес сам решил мне об этом сообщить. Глядя по сторонам, я чуть было не налетел на большую ель и вдруг остановился, как вкопанный. Мне показалось, что в воздухе разом стало на пять градусов холоднее. Прямо передо мной на стволе дерева, на уровне моего лица был нарост синеватого льда. Мне хватило мгновений, чтобы увидеть нахмуренные брови, сросшиеся у длинной переносицы, усы, бороду…. Это было в точности такое же лицо, как на той сосне, что чуть не убила меня. Ледяные глазницы, кажется, видели меня насквозь. Недолго думая, я поспешил дальше. Я понимал две вещи: что нахожусь во владениях той самой Неведомой Силы, и что сама эта Сила пока что отсутствует здесь. Но уж очень явно ощущалась бренность этого «пока что», поэтому я торопился, как мог.

Было начало четвёртого, когда я стал слышать странный звук по бокам от себя. Сперва он был довольно далёким и тихим, но приближался и усиливался по мере того, как я привыкал к нему. Лес становился реже и светлее. Наконец, я уже не мог отрицать, что вокруг меня, словно кружась, раздаётся нечто вроде тихого детского хора, смешанного со звуками, напоминающими звуки ксилофона. Попытавшись вообразить себе существ, могущих издавать такие звуки, я остановился на двух версиях: снежинки (если бы у них только были голоса) и привидения (если бы только последние существовали). Впрочем, после всего произошедшего со мной я был готов поверить в существование чего угодно и кого угодно. Неожиданно деревья расступились, и я обнаружил, что стою на краю пологого склона. Лес окружал открытое пространство около семидесяти метров в диаметре. Высота склона составляла около пяти метров, а внизу было замёрзшее, занесённое снегом озеро удивительно правильной формы. По поверхности озера скользил странный силуэт. Не осознавая толком, что делаю, я начал спускаться вниз.

Прошло уже почти пятнадцать лет, но мои мысли путаются всякий раз, когда я пытаюсь вспомнить эти минуты. Действительно ли я спускался к ледяному озеру, или оно приснилось мне? Если всё, о чём я собираюсь рассказать, было в действительности, то как объяснить мои действия там, внизу? Как, если не галлюцинацией, назвать то, что я увидел потом, когда вновь забрался на склон и обернулся? Впрочем, тогда стоит подвергнуть сомнению и все предшествующие события той лунной декабрьской ночи, что я с большой охотой и делаю все эти годы. Но сомнения слишком слабы, а картина произошедшего по сей день слишком ясная.

Когда я достиг края озера, упомянутый странный силуэт был приблизительно в пяти метрах от меня. Двигаясь, как во сне, я погнался за ним, но силуэт, кружась на месте и двигаясь по озеру в хаотическом порядке, не давал мне подойти ближе. Мне казалось, что он состоял из снега, не имел правильной формы, и издавал тот самый странный звук, который я услышал чуть раньше в лесу. Забыв обо всём, я следовал за силуэтом. Возникло ирреальное ощущение счастья. Я забыл, где нахожусь, забыл, куда я еду, забыл, что у меня мало времени, я лишь повторял все виражи снежной фигуры. Мы делали круги и петли, он заставлял меня быстро разворачиваться на одном месте, и спустя некоторое время мне стало казаться, что я являюсь участником некоего странного танца. Так продолжалось довольно долго, когда силуэт стал, наконец, подниматься по берегу наверх, к деревьям. Я последовал за ним. Мне казалось, что я вот-вот догоню своего странного снежного спутника и обрету нечто невероятно важное, чему нет названия. Но случилось наоборот. У границы леса, в метре от края обрыва, таинственная фигура вдруг резко сменила направление движения на противоположное, ударив мне в лицо снегом и исчезнув без следа. Я будто протрезвел после долгих возлияний. Ко мне постепенно возвращался рассудок, я анализировал свои последние действия и приходил в ужас. Повинуясь неведомому инстинкту я обернулся, посмотрел на занесённое снегом озеро и понял, что мне не суждено ничего обрести в этом лесу. Напротив, в ту минуту, когда я обернулся, я навсегда потерял покой и уверенность в чём-либо. С той минуты я много раз переосмыслял увиденное, но никогда не находил ответов на возникавшие в голове бесчисленные вопросы. А тогда я не задавал себе никаких вопросов, я повернулся спиной к озеру и постарался оставить в голове одну-единственную мысль: мне нужно покинуть это место как можно скорее. Если бы я позволил себе тогда думать о чём-то другом, я бы, вне всякого сомнения, сошёл с ума. Впрочем, кто гарантирует мне, что этого не случилось?

Около половины четвёртого ночи Георгий Михайлович, наконец, заметил, что я больше не следую за ним неотступно. Он остановился, очистил от снега небольшой пень, достал термос, и стал ждать. Ждать пришлось недолго. Через пару минут с совершенно неожиданной стороны послышался оглушительный треск ломаемых веток и тяжёлое дыхание. Старик обернулся на шум и увидел меня, выбегающего из чащи леса на лыжах. Я двигался с какой-то сумасшедшей скоростью, не отвечал на вопросы и был совершенно невменяем, отчаянно настаивая на продолжении пути, «а то на регистрацию опоздаю». Всё это рассказал мне сам Георгий Михайлович спустя три часа, когда я пришёл в себя на автостанции посёлка N. Пытаясь вспомнить последний отрезок моего пути, я неизменно вижу свои лыжи, скользящие по снегу, но этим всё и ограничивается.

Что было дальше? Я успел на регистрацию. Каким-то чудом успешно выступил с докладом. Наверное, мне помогло то, что я знал его практически наизусть, да и вопросы, на которые меня попросили ответить, были подробно обсуждены мной с коллегами. Я уехал домой на том же поезде. Пути были расчищены. Почти всю дорогу я лежал на полке, уставившись в потолок, поэтому не заметил, когда мы проехали мимо станции «k-тый километр». Я всё время думал, как теперь буду жить, смогу ли дальше заниматься наукой. Но мои опасения оказались напрасными: неожиданно для самого себя я без особых промедлений вернулся в рабочее русло и довольно быстро получил степень кандидата. Мои привычки и увлечения остались прежними. Никто и не узнал, что со мной произошло.

И только иногда по ночам, особенно зимой, когда за окном свирепствует метель, я лежу без сна и вспоминаю. Вспоминаю то озеро, ту бесплотную снежную фигуру и тот странный танец, участником которого я являлся. Там, на склоне, когда я ненадолго пришёл в себя и обернулся, всё озеро открылось мне, как на ладони. Оно всё было испещрено следами моих лыж и палок. Где-то я проехал дважды, где-то – трижды, а в двух местах разворачивался на месте, расчищая снег до самого льда. Всё это вместе складывалось в удивительно точный и аккуратный рисунок, при виде которого я почувствовал, как волосы зашевелились у меня на голове.

Я готов смириться почти со всем, что тогда произошло. Если потусторонние силы имеют власть в мире живых – что ж, пусть. Но один вопрос не даёт мне покоя больше всех остальных. Если Сила, которая сделала меня кистью для написания автопортрета, так легко получила надо мной власть там, в лесу, то что, если она сохранила эту власть по сей день и ждёт лишь случая ею воспользоваться?...

Подойдя к дому, Николай вытащил из кармана объявление, чтобы сверить адрес с табличкой на стене. Ошибки не было – Круговая, 8 «б». Облезлый фасад пятиэтажки оживлял в памяти иллюстрации руин Сталинграда.

Показать целиком..

Подойдя к дому, Николай вытащил из кармана объявление, чтобы сверить адрес с табличкой на стене. Ошибки не было – Круговая, 8 «б». Облезлый фасад пятиэтажки оживлял в памяти иллюстрации руин Сталинграда. Наверняка тут были перебои с горячей водой, полчища грызунов и насекомых. На скамейках у подъездов грели кости старухи, и киряла молодёжь гоповатого вида. Николай покачал головой, сплюнул в лужу, разлившуюся прямо у входа, и надавил кнопку домофона с прилепленной жвачкой.

Хозяйка квартиры оказалась тусклой пожилой тёткой в очках. У неё было невнятное лицо почти без всяких примет, кроме коричневых кругов под глазами. Она куталась в шаль, несмотря на духоту. Почти всё время лицо хозяйки кривила кислая виноватая улыбка. Так улыбаются мамаши, норовящие сдавить отпрыска в объятиях и слюняво расцеловать в лоб. Николай заметил, что в комнате не слишком прибрано: на диване и даже на полу валялись искромсанные ножницами газеты. Тётка была сговорчивой – о размере оплаты за комнату договорились без торга.

— Я, думаю, не дольше, чем на пару месяцев у вас задержусь, — сказал Николай. – Жилец я спокойный, проблем не доставлю. Райончик у вас тоже душевный. Я всё детство в Нефтяниках жил. Ностальгия там, знаете, ну типа того…

— Спокойный или нет, это ещё увидим. А задержаться, может, и сам захочешь потом. Кто один раз вернулся, когда не ждали, тот, видимо, надолго, — загадочно ответила тётка, посмотрев на нового жильца поверх очков. И тут же нырнула с головой в шифоньер, выискивая что-то под грудой тряпья.

…В первую ночь на новом месте Николай ворочался без сна. В темноте жужжали комары, скрип деревянных полов вызывал раздражение. Когда веки уже стали наливаться тяжестью, Николай вдруг насторожился и напряг слух. За дверью шелестели шаги, то чуть удаляясь, то приближаясь снова. Словно там выставили часового, который должен был охранять его покой. Один раз – Николай был уверен, что ему это не показалось – в дверь тихонько поскреблись. Он хотел подняться и выглянуть из комнаты, но вдруг понял, что ему страшно. Чтобы не слышать непонятных шумов, Николай заткнул уши, продолжая неотрывно смотреть на дверь. Досчитав до трёхсот, прислушался. За дверью было тихо.

Утром хозяйка держалась как ни в чём ни бывало: поприветствовала, спросила, как спалось постояльцу, согрела чаю. Николай мысленно обругал себя за впечатлительность и разгул фантазии. Благодушие, однако, быстро испарилось. Выйдя в коридор, Николай увидел, что дверь в комнату хозяйки распахнута, и окинул помещение рефлекторным, ненацеленным взглядом. Стены комнаты снизу доверху были увешаны фотографиями. Криво вырезанные из газет и журналов изображения складывались в причудливые обои. Со стен смотрели мальчики. Десятки, если не сотни мальчиков. Все примерно одного возраста – с пушком под носами, но с неоформившимися толком детскими чертами лиц. Николай нервно гоготнул.

«Так, хватит. В ближайшее же время найти другой вариант. Даже если за комнату придётся платить больше», — скомандовал он сам себе.

Вечером снова не спалось. Также пронзительно, как накануне, скрипели полы, кто-то пьяно выл под окном, по потолку ползали пятна света.

Николай лежал с открытыми глазами, дожидаясь. Не зря: прошло около получаса, и за стеной зашаркали шаги. Чуть помешкав, Николай выпутался из одеяла. Молясь, чтобы не скрипнула половица, прокрался к двери и резко распахнул её. Шарканье стихло.

В коридорчике стояла непроглядная темень. Нашарив выключатель, Николай зажёг свет и увидел перед собой хозяйку квартиры. В одной руке она держала портфель с изображённой на нём ракетой и мультяшным космонавтом, в другой – чью-то большую фотографию.

— Ну и? – спросил Николай, щурясь. – Объясните, может, чего это тут происходит такое, а?

Не выпуская портфеля, тётка вдруг вытянула руки и медленно, раскачиваясь, как матрос на палубе, зашагала к Николаю.

— Коленька… Сынок, — её голос неприятно дребезжал. – Дай мама обнимет тебя, родной.

Николай в замешательстве отскочил за порог своей комнаты. Хозяйка продолжала надвигаться, странно оскалившись и раздувая ноздри:

— Я знала, что ты вернёшься. Всегда знала. С того вечера, как ты после школы провалился под лёд на Иртыше. Тринадцать лет прошло, Коленька. Тринадцать…

— Ты чего, совсем уже это?.. — выдавил Николай, пытаясь быть хладнокровным и унять колотящееся сердце. – Совсем башню рвануло что ли? Никуда я не проваливался, ясно? Не подходи ко мне, ты! Стой там! Слышь? Не подходи!

Сумасшедшая не услышала его. Она медленно приближалась. Николай рассмотрел у неё на шее бородавку, из которой змеился длинный волос, похожий на лобковый.

— Сына, ты не узнаёшь меня? Не веришь мне, да? – глаза двинутой бабы лезли из орбит. – А у меня и фотография твоя есть. Ты за два месяца до этого сфотографировался, она и в памятном альбоме твоём как раз. Вот, смотри скорее. Ну вспомни же, наконец!

Со снимка на Николая смотрел подросток с приоткрытым ртом и дебильноватым взглядом. С губами-варениками и хаосом кучеряшек на голове. От одной мысли, что его приняли за такого дегенерата, Николай вдруг вскипел.

— А ну пошла отсюда, — выплюнул он в лицо хозяйке. – Я говорю тебе ещё раз: я тебя не знаю. И завтра прямо утром съезжаю отсюда нахрен. Ищи идиота, который будет по ночам выслушивать твою бредятину. Ясно, маманя?

От этих слов женщина как-то сразу повяла, съёжилась. Выставив, наконец, её из комнаты и захлопнув дверь, Николай взглянул на часы. Половина второго. Сна не было ни в одном глазу. Жгли мрачные мысли. Николай сидел на кровати и пытался успокоиться. Вспомнилось, как в детстве получил ремня от матери за то, что ходил с пацанами через замёрзшую реку на остров. Вспомнил румяное лицо Федьки Круглого и сигарету, окоченевшими пальцами передаваемую по кругу. «Я знаю, где летом можно будет план достать», — хвастается Пельмень.

…И вот уже сумерки. На берегу Иртыша пустынно, завывает ветер и стелется позёмка. Коля вытирает соплю варежкой, продирается через сухой камыш и шагает по льду. Впереди загадочно чернеет лес. Там за рекой наверняка отыщется что-нибудь интересное. Там своя, полная тайн, жизнь, которая проходит без него, без Кольки. Он должен попасть туда и увидеть всё своими глазами. Неожиданно внизу что-то хрустит, и твёрдая поверхность уплывает из-под ног. Обезумев, Колька проваливается в студёную воду, в тело впиваются тысячи иголок. Колька захлёбывается криком, молотит руками по воде. Перешитое из отцовой куртки пальтишко намокает, и вот Колька уже как будто закован в чугунные доспехи.

«ААААААААААААА», — верещит он и, уйдя с головой под воду, делает судорожный вдох. Вынырнув, перестаёт бултыхаться. Вода с ледяным крошевом заполняет лёгкие.

…Николай очнулся от собственного истошного крика. Ещё пару секунд он продолжал орать и бить себя по щекам, чтобы кошмар наверняка уплыл от него подальше. Ужасало то, что пережитое явно было не сном, а реальностью, только страшной и чужой. И перетащила его туда чья-то злонамеренная воля.

Ещё не рассвело, когда Николай в спешке побросал вещи в сумку и выбежал из подъезда. К вечеру он уже обживал комнату в гостинке с отслаивавшимися линялыми обоями, воплями младенцев и грохотом посуды за стенами.

…На общей кухне в конце коридора орудовал мужик в майке и трениках с пузырями на коленях.

— А микроволновки тут нету? – спросил Николай, разглядывая огромную сизую дулю, вытатуированную у мужика на предплечье.

Мужик с любопытством обернулся и посмотрел на Николая, прищурившись, словно напрягая зрение, чтобы разглядеть что-то мелкое.

— О! А ты чей это, мальчуган, а? Взрослые-то где? Тебя как звать-то, малой?

Стало темнеть в глазах, поплыли стены. На всякий случай поширкав ладонью пятидневную щетину, Николай ответил:

— Ты чего, зёма, упоролся? Какой я тебе мальчуган ещё? Шары разуй, что-ли.

Мужик прищёлкнул языком и непонятным образом посмотрел на Николая сверху вниз, несмотря на то, что роста был примерно такого же:

— Съездил бы я тебе по губам, сопляк, да ты дурачок, походу. Мало тебя родители порют.

Николай почувствовал, что напрочь расхотел есть и решил отныне появляться на кухне ночью, когда там точно никого не будет.

…К наступлению холодов жизнь окончательно превратилась в изощрённую пытку. Работу Николай так и не нашёл: везде, куда бы он ни обращался, ему отвечали снисходительными хихиканьями и поясняли, что не берут несовершеннолетних. Все его вещи одна за другой перекочевали в подпольный ломбард, где его хоть и обслуживали, но пялились с подозрением. Утешаться оставалось лишь тем, что успел снять комнату, пока ещё был почти большим – теперь бы об этом не было и речи. В зеркале Николай видел уставшего человека с бегающими больными глазами.

Каждый день он уныло слонялся в запорошенных снегом и мусором дебрях Советского парка. После плёлся домой пешком – денег на проезд не было. С наступлением темноты его вышвыривало из тепла комнаты на глухой, поросший камышом берег. И хотя история всё время повторялась, ощущения каждый раз были свежими и непереносимыми. В перешитом из отцовской куртки пальтишке и шапке с Микки-Маусом он отважно шагал через замёрзший Иртыш. Неожиданно лёд крошился под ногами, Колька разрывался в крике и захлёбывался стылой водой. Едва Колькино сознание угасало, Николай обнаруживал себя, вспотевшего и задыхающегося, в своей комнатёнке среди залежей пыли. По стенам барабанили измученные его ежевечерними воплями соседи. И в один из дней Николай не выдержал.

… Прежде чем войти, он трижды обошёл вокруг дома, набираясь смелости. Коченевшие у подъездов старухи в этот раз показались ему ископаемыми чудищами, а юнцы с портвейном – взрослыми мужиками.

Едва он успел нажать на кнопку звонка, как ему сразу открыли. Ведьма как будто стояла наизготовку у двери, дожидаясь. В одной руке она держала ножницы, в другой – изрезанную газету. Рухнув на колени, Николай уткнулся лбом в порог и запричитал:

— Тётенька… Оставь ты меня в покое, а? Пожалуйста! Сделай, как было. Верни меня. Верни меня настоящего, тётенька. Я ведь не тот… Не этот, который…тонет. Слышишь? Прошу тебя…

Николай почувствовал, что его ласково гладят по голове. От омерзения и ужаса скрутила судорога.

— Сынок… Сыночек мой… Сынулька, — услышал он, ощущая, как шершавые горячие пальцы ползут по его затылку. – Я всегда знала, что ты придёшь. Всегда.

С криком ошпаренного Николай пронёсся вниз по лестнице и вылетел в темноту. Всхлипывая и размазывая по щекам сопли, он шагал мимо облезлых хрущёвок, разползшихся вширь помоек, тополей с уродливо обкорнанными ветками. В этот раз он твёрдо знал, куда идёт.

На берег он вышел в том же месте, где выходил каждый вечер. Николай знал здесь каждую тропку, каждый кустик, хотя прежде наведывался сюда, только будучи Колькой. Тут было всё также тихо и пустынно, шелестел камыш, да ветер мотал туда-сюда смятую алюминиевую банку.

Николай уверенно шагнул на ещё неокрепший ноябрьский лёд и двинулся привычным курсом. Туда, где ему снова предстояло сгинуть под водой. Как он надеялся, в последний раз.

Мне было 14 лет. Мы дурачились у моего друга. Играла музыка, а Сашка писал объявления о продаже недорогого холодильника по просьбе своей матери.

Показать целиком..

Мне было 14 лет. Мы дурачились у моего друга. Играла музыка, а Сашка писал объявления о продаже недорогого холодильника по просьбе своей матери. Друг попросил ему помочь писать объявления и я стал помогать. Ради смеха написал такой текст: "Продам душу нечистому за миллион долларов". Мне показалось это забавным и написал еще три таких объявления. Показал их друзьям и они написали тоже что-то в этом духе.

Когда мы пошли расклеивать, то и эти тоже расклеили на домах, заборах, столбах. На следующий день произошло страшное: упал с вышки и, разбив голову, умер Костя, тот самый, который писал, что отдаст голову. Но, тогда мы и не сопоставили это с объявлениями.

Дальше произошло следующее: парень, который писал о ноге, на ходу заскакивая в трамвай, сорвался и ему отрезало ногу. Я же перестал ночью спать, а днем засыпал мертвым сном.

Однажды после школы, придя домой, я остолбенел от удивления. Посреди комнаты стоял человек в черной одежде. У меня не возникло мысли, что это вор, я воспринимал его как демона.

- Сколько стоит твоя душа? - спросил он меня таким голосом, что по телу побежали мурашки. Этот звук напоминал мне скрежет металла об металл в сильный мороз.

- Что? - спросил я, немного ошарашенный в правдивости своих догадок. В руках у него я разглядел свое объявление.

- Хорошо, - сказал человек, - ты получишь миллион долларов.

У меня закружилась голова и я провалился в сон. Проснувшись, я позвонил одному из ребят, с которыми мы писали объявления. К счастью, а точнее к несчастью, Андрей был дома. Я его спросил, не помнит ли он, что мы писали в тех объявлениях.

- По-моему, Леха писал, что-то типа: "Поменяю ногу на новые кроссовки". А что?

- Андрей, а кроссовки ему купили?

- Да, ему мать купила. А что?

- А ты что написал? - спросил я.

- Я написал, что меняю жизнь на пятерку по математике.

Тогда я ему говорю:

- Андрей, подумай, что-то происходит с того дня. Лехе купили кроссовки - ему отрезало ногу. Максим разбил голову. Ты можешь не верить, но я сегодня видел кого-то. Приходи, я тебе кое-что расскажу.

- А ведь я сегодня получил пятерку по математике. Я сейчас к тебе прибегу, - сказал Андрей и положил трубку.

Но он не пришел. Его нашли на другой день на заброшенном пустыре. Прошли годы. Я стал президентом банка, у меня много денег. А написал это потому, что неделю назад увидел из окна моей машины того человека в толпе. Я узнал бы его среди тысячи людей. У меня есть миллион долларов, значит, пришла пора платить по счетам. Это письмо прочитают люди в том случае, если я буду уже мертв.

ДТП – это вид вызовов, которые исполняются в первую очередь, причем самыми квалифицированными бригадами (обычно реанимационными или специальными бригадами медицины катастроф). Специфика города заключается в том, что почти все тяжелые пациенты после ДТП – это пешеходы либо мотоциклисты. Обстоятельства аварий и скорости автомобилей обычно такие, что получить тяжелые травмы водителю и пассажирам куда сложнее, чем оказавшемуся на проезжей части "куску мяса".


Показать целиком..

ДТП – это вид вызовов, которые исполняются в первую очередь, причем самыми квалифицированными бригадами (обычно реанимационными или специальными бригадами медицины катастроф). Специфика города заключается в том, что почти все тяжелые пациенты после ДТП – это пешеходы либо мотоциклисты. Обстоятельства аварий и скорости автомобилей обычно такие, что получить тяжелые травмы водителю и пассажирам куда сложнее, чем оказавшемуся на проезжей части "куску мяса".

На этот раз "кусков" было три (бригад было отправлено тоже несколько). Из новостей я потом уже узнал, что дело было простое: мотоциклист пролетал перекресток на только-только загоревшийся красный, а два другана начали движение по переходу на еще не загоревшийся зеленый. Посмотреть на проезжую часть как следует они не соизволили, возможно, удовлетворившись тем, что ничего крупного периферическое зрение не зафиксировало. Ну и зря.

На Сашу пришелся основной удар, поэтому он отлетел от места столкновения метров на десять. Коля же почти не пострадал, по крайней мере, физически. По виду Коли нельзя было сказать, что он большой интеллектуал (даже скорее наоборот), но к моменту нашего приезда у него явно было в отключке не менее 99% ресурсного потенциала мозга. Это было понятно по тому, как он тормошил Сашу, приговаривая что-то вроде: "Ну ты че, Санек, вставай давай, поднимайся". То, что у Санька в отключке были все 100% ресурсного потенциала мозга, было понятно всем остальным, поскольку мозги и Санек в момент столкновения перестали быть частями одной системы, и достаточно было лишь беглого взгляда на асфальт и черепную коробку Санька, чтобы в этом убедиться.

Оценив ситуацию, мы двинулись к мотоциклисту. Он лежал на боку и шумно дышал через зубы, морщась и изредка постанывая. Шлем с него слетел во время падения. За исключением нескольких слишком больших даже для балета углов между некоторыми частями конечностей, он выглядел для такой аварии очень неплохо. Беглый осмотр не выявил серьезных внутренних повреждений, и мы приготовились его грузить.

Тут боковым зрением я заметил, что кольцо зевак начинает смыкаться, а разговоры в толпе становятся все громче. Кто-то сделал несколько выкриков. Прибывший экипаж ГАИ в мегафоны начал требовать у людей освободить проезжую часть и отойти от места происшествия. Только когда патрульные начали демонстративно класть руки на кобуру, мне стало понятно, что настроения в толпе стоят самые что ни на есть линчевательские. У каждого была там своя роль: похожие на Колю и Сашу молодые люди разминали кулаки, дети истошно визжали, бабули предлагали всем представить на месте Саши своих детей, отцы наливались праведным гневом и перемешивались с охочими до немедленного самосуда молодчиками.

Мы заспешили. Мотоциклист протестующее застонал, но мы заверили его, что беспокоимся о его самочувствии все же несколько больше, чем все эти господа вокруг. "Деньги и документы вон там лежат", – показал он на мотоцикл. "Это хорошо", - отозвался кто-то из толпы. Ситуация была исправлены и деньги перестали валяться на дороге.
Мы уже несли его на носилках, когда один парень все-таки решился и рванул к нам. Очень по американофутбольному его сбил с ног бравый ДПСник, дежуривший сбоку. Мы обменялись с ним взглядами людей, которые "просто делают свою работу". Я закрыл двери, и мы тронулись. Вслед нам полетело несколько камней, один из которых оставил паутинку на стекле задней двери. Мне стало очень обидно. Ну правда, причем тут скорая.

С сиреной и мигалками мы уехали. За нами двинулась бригада, забравшая Колю. А Санек остался.